Филология, история и богослужебная практика

Вышла в свет книга, озаглавленная «Триодион, сиесть Трипеснец [Триодь Постная], в редакции Комиссии при Святейшем Синоде по исправлению богослужебных книг (1907–1917)». Почему выпуск этой книги Издательством Московской патриархии стал событием, хотя печатание богослужебных книг является специализацией этого издательства? Почему параллельно с основным текстом богослужебной книги выходит исследовательский том, содержание которого обсуждалось ученым советом Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН? Об этом рассказывает один из участников этого проекта, ведущий научный сотрудник ИРЯ РАН Александр Кравецкий.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Почему филологи изучают историю редактирования богослужебных книг?

Книжные языки, которые не используются для повседневного общения, изменяются в результате сознательной деятельности редакторов (в случае с богослужебными книгами их по средневековой традиции называют книжными справщиками). Из истории России мы знаем, что книжные справы могут приводить к весьма драматическим последствиям. В XVII веке проведенная по инициативе патриарха Никона книжная справа привела к церковному расколу. Исправление богослужебных книг продолжалось и после Никона, но, напуганные событиями раскола, церковные и светские власти пытались не афишировать эту деятельность, что создает для ученых, занимающихся историей славянской книжности, дополнительные трудности.

История книжной справы XIX — начала XX века очень интересна, поскольку в это время архаичный язык церковного богослужения сосуществовал с языком новой литературы, языком Пушкина и Толстого. Причем церковнославянский и русский литературный язык влияли друг на друга. У этого влияния много аспектов. В частности, появилась задача сделать тексты церковного богослужения более понятными для тех, кто был воспитан на новой русской литературе. Во второй половине XIX века церковные журналы начали публиковать русские переводы богослужебных текстов. Не предполагалось, что эти переводы будут использоваться во время церковной службы. Им отводилась роль подстрочника, которым можно пользоваться, чтобы лучше понять богослужение.

В начале XX века в связи с подготовкой к Поместному собору началась широкая дискуссия о церковных реформах. В ходе этой дискуссии звучали предложения использовать в богослужебной практике русский язык. А поскольку такая реформа казалась слишком радикальной, появилась компромиссная идея перейти на упрощенный вариант церковнославянского языка, что обеспечило бы связь с традицией и при этом решило бы проблему понимания.

Церковно-академическая комиссия

Повод для начала работы в этом направлении был достаточно случайным. Петербургский протоиерей Дмитрий Мегорский по своей инициативе сравнил славянский текст Постной Триоди (книга, по которой совершается богослужение во время Великого Поста) с греческим оригиналом и пришел в ужас от обилия малопонятных мест, неудачных выражений и переводческих ошибок. На основе своих наблюдений Мегорский составил многостраничный доклад и в 1903 году отправил его в Синод. В большинстве случаев подобные письма оставались без ответа, но протоиерею Мегорскому повезло. Его доклад заинтересовал Санкт-Петербургского митрополита Антония (Вадковского), и в 1907 году при Синоде была создана «Комиссия по исправлению богослужебных книг». Возглавить эту комиссию Синод поручил архиепископу Финляндскому Сергию (Страгородскому), будущему патриарху, который был не только хорошим организатором, но имел репутацию интеллектуала и богослова. Благодаря архиепископу Сергию в комиссию наряду с типографскими справщиками и синодальными чиновниками вошли выдающиеся слависты и византологи. На разных этапах в работе этой комиссии участвовали академики Алексей Соболевский (крупнейший специалист по средневековой славянской письменности) и Василий Латышев (исследователь античных надписей Причерноморья, сирийской, палестинской и византийской агиографии), будущий академик Владимир Бенешевич (византолог и специалист по византийскому праву), выдающийся русский литургист Алексей Дмитриевский, основоположник российской египтологии Борис Тураев, библеист Иван Евсеев и другие ученые.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Трудно представить себе ситуацию, когда действующий ученый откажет себе в удовольствии использовать результаты своей кабинетной работы при реализации проекта, адресованного широкой аудитории. При обсуждении принципов работы комиссии Иван Евсеев, который занимался реконструкцией древнейшей, восходящей к Кириллу и Мефодию, версии славянского библейского текста, предложил в редактируемых комиссией богослужебных книгах печатать чтения из Библии в архаичном варианте. Это предложение он аргументировал тем, что древний текст славянской Библии более понятен.

В его предложении было рациональное зерно. Дело в том, что первые библейские переводы имели миссионерский характер. Кирилл и Мефодий ставили перед собой задачу сделать текст максимально понятным. А вот в XVII веке славянский текст Библии исправлялся в сторону буквализма. Редакторы стремились воспроизводить греческие конструкции и порядок слов. В результате текст становился более громоздким и сложным для понимания. Синод не поддержал предложение Евсеева, поскольку, согласно общей концепции, комиссия должна была исправлять язык, а не заниматься исследованием истории текстов.

А вот предложение литургиста Алексея Дмитриевского ввести в церковнославянский текст современную пунктуацию было принято. Проблема здесь состояла в том, что церковнославянская пунктуация принципиально отлична от той, которую мы сейчас используем. Привычная нам система знаков препинания подчеркивают логическую структуру текста, взаимосвязь и иерархию элементов высказывания. А традиционная церковнославянская пунктуация помогает чтению текста вслух, указывая, где чтец может перевести дыхание.

Само название «знаки препинания» говорит о старой системе пунктуации: они указывают, где чтец может «запнуться» и сделать паузу.

Что и зачем исправляла комиссия?

В документах, связанных с деятельностью комиссии, подчеркивалось, что в богослужебные тексты не будет внесено никаких смысловых изменений и что дело ограничится исключительно языковой правкой. Что же исправляли члены этой комиссии?

В первую очередь исправлялись церковнославянские слова, пониманию которых мешало знание русского языка (в современной лингвистической литературе такие слова называют «церковнославянско-русскими паронимами» или же «ложными друзьями переводчика»). Так, русское прилагательное животный обозначает ‘относящийся к живым существам, к животному миру’ (животный инстинкт, животный ужас). А в церковнославянском языке слово животный значит «дающий жизнь, относящийся к жизни». Чтобы избежать неверной интерпретации, слова такого рода заменялись синонимами, имеющими общее значение в славянском и русском языках. Соответственно, слово живот заменялось на слово жизнь, и вместо источник живота стало читаться источник жизни. То же самое происходило со словом бессловесие, которое в русском языке означает только «невладение речью», а в церковнославянском может значить еще и «лишение разума, сумасшествие». Поэтому члены комиссии заменяли слово бессловесие словом неразумие. Вместо выражения прежнее бессловесие в исправленном тексте читается прежнее неразумие. Аналогичная проблема возникала и со словом внушить. В русском языке оно означает «заставить кого-либо что-то понять или усвоить», а в церковнославянском оно означает «услышать». Поэтому в исправленной редакции слово внушити исправляется на слышати и выражение земле, внушай глас кающийся читается как земле, слыши глас кающийся.

Особо следует сказать об исправлении слов, которые с позиций русского языка воспринимаются как неблагозвучные, а то и просто неприличные. Например, слово поносный в церковнославянском языке означает «позорный», поэтому выражение умираеши смертию поносною исправляется на умираеши смертию поносительною, а слово воня, которое в церковнославянском означает «благовоние», а в русском «дурной запах», исправляется на благовоние. Также последовательно заменялись слова, не имеющие аналогов в русском языке (угонзати меняется на убегати, отщетеваети на лишати и т.д.). Количество подобных замен измеряется сотнями.

Члены комиссии правили не только лексику, но также синтаксические и непривычные русскому уху грамматические конструкции. По мере возможности они приближали славянский порядок слов к русскому:

«Одни за дерзость, другие за трусость…»

Получив из типографии свеженапечатанный экземпляр исправленной Триоди, председатель комиссии архиепископ Сергий (Страгородский) писал одному из членов комиссии: «Сейчас получил с почтой новорожденный наш "Триодион"... Теперь подождем, как нас будут ругать одни за дерзость, другие за трусость. Мы же будем утешать себя, что сделали для Церкви полезное дело».

Исправителей Триоди действительно можно одновременно упрекать и за радикализм, и за консерватизм. С точки зрения реформаторов, призывавших к переводу богослужения на русский язык, работа комиссии была половинчатой, если не реакционной. А с точки зрения блюстителей традиции, сама мысль об изменениях богослужебных книг была кощунственной.

Опасаясь реакции традиционалистов, Синод засекретил деятельность комиссии. Церковная пресса молчала о появлении новых книг, в выходных данных отсутствовали указания на редактирование, а поступать в продажу эти книги должны были лишь после того, как будут распроданы тиражи прежних редакций. В результате основная часть тиражей оставалась на складах вплоть до большевистской революции, где эти книги и погибли.

Об этом проекте не знали и не помнили. Когда в середине 1970-х годов Издательский отдел Московской патриархии выпустил Постную и Цветную Триоди, была воспроизведена старая, неисправленная версия текста. Этот вариант используется в церковном богослужении и в настоящее время.

113 лет спустя

Изучение деятельности комиссии началось лишь в 1990-е годы. А в 2011 году президиум Межсоборного присутствия Русской Церкви опубликовал проект переиздания Постной и Цветной Триоди в редакции комиссии. Общественная реакция на этот проект была очень бурной: число откликов измерялось сотнями, в то время как обычно на подобные проекты было два-три десятка отзывов.

Подавляющее большинство участников дискуссии никогда не видело исправленных текстов. Позиции участников спора определялись не личным отношением к исправлениям, а симпатией к идее богослужебных реформ или же неприятием этой идеи. В итоге реализация проекта была отложена на неопределенное время и возобновилась лишь в начале 2020 года. Новое издание исправленной Постной Триоди вышло 113 лет спустя после выхода первого издания и через 110 лет после второго и последнего.

К следующему году должно появиться и издание Цветной Триоди. Каждый из томов имеет приложение, в котором автор этой статьи совместно с протоиереем Николаем Балашовым описывают историю проекта и публикуют архивные документы, связанные с деятельностью комиссии.

Для лингвистов это издание интересно тем, что исправленные Триоди содержат важную информацию о тех изменениях, которые происходили в церковнославянском языке под влиянием русского. Исследователям истории гуманитарных наук будут интересны сведения об участии в работе комиссии выдающихся ученых. А значение этого издания для Русской Церкви заключается в том, что впервые с дореволюционной эпохи официальное церковное издательство выпускает богослужебную книгу, декларируя, что она содержит исправленный, отличный от привычного, текст. Такая практика издания богослужебных книг существовала до конца XVII века, когда богослужебные книги содержали подробные послесловия или же предисловия, сообщавшие где, кем и по чьей воле эта книга была исправлена и издана. В XVIII веке подобное предисловие имела лишь выпущенная в 1751 году исправленная церковнославянская Библия (поскольку она вышла в царствование Елизаветы Петровны, ее обычно называют Елизаветинской Библией). Довольно скоро это предисловие перестало воспроизводиться.

Сейчас у человека, взявшего в руки богослужебную книгу, создается впечатление, что ее текст не менялся на протяжении многих веков, что, конечно же, не так. Возрождение традиции печатать богослужебные книги с историческими и филологическими комментариями можно только приветствовать. А вот на вопрос, в какой степени эта версия Триодей сейчас решает проблему понятности, я ответить не могу. Ведь за годы, прошедшие со времени работы комиссии, русский язык сильно изменился. Практика начального обучения по славянскому Часослову ушла в далекое прошлое, и дистанция между русским и церковнославянским языками существенно увеличилась.