Мистики и критики
Современные художники исследуют «Алгоритмы познания» в центре AZ/ART
В центре современного искусства AZ/ART показывают работы Ирины Кориной, Михаила Рубанкова и объединения «Хвойные». Выставка — финальная часть фестиваля-интенсива «Алгоритмы познания», проходящего в AZ/ART нынешним летом,— погружает зрителя в мир, не поддающийся рациональному объяснению. Хотя на фоне сегодняшней жизни он показался Ксении Воротынцевой даже логичным.
Фото: Коммерсантъ / Ирина Бужор / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Ирина Бужор / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Ирина Бужор / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Ирина Бужор / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Ирина Бужор / купить фото
Каждый месяц — выставка из трех новых проектов: формат фестиваля-интенсива звучит как кошмар куратора. Впрочем, Александру Дашевскому, руководящему «Алгоритмами познания», не привыкать. Его детище НеНеМу — Негосударственный Нерусский Музей, основанный вместе с художником Рубеном Монаховым в Петербурге,— живет в похожем ритме. Раз в месяц в мастерской Монахова на Белинского открывается новая выставка. Показ сверхкороткий — всего два дня, а участники варьируются от известных художников до молодых дебютантов. Бюджеты закладываются символические: поначалу на выставку тратили не больше 8 тыс. руб. Как видно из названия, НеНеМу создан в пику большим музеям и в целом институциональному искусству. Дашевский, сам художник, знает все боли коллег. Отсюда — почти утопическая идея: пространство, где можно никому ничего не доказывать, а просто выставляться.
Арт-группа «Хвойные» перекочевала на московскую сцену как раз из НеНеМу, где два года назад впервые явила себя питерским зрителям. Группой их, впрочем, можно назвать лишь условно. Это объединение нового типа — без лидера, иерархии и без программы. Большую часть времени художники Марина Абаджева, Дарья Гончарова, Виталий Дивенцов, Грета Димарис, Вильгений Мельников и Серафима Сажина строят карьеры независимо друг от друга. А раз в год собираются в деревне Хвойное на границе с Финляндией ради ретрита, совмещенного с творческими практиками. Побег в мистические леса выглядит бунтом против жестоких законов арт-рынка: не деревня, а потерянный рай, где можно не соревноваться, кто лучше и успешнее. И выстраивать отношения, экологичные во всех смыслах.
Проект Михаила Рубанкова «Железная кость» окунает в мистику еще глубже. Правда, уже шаманского толка: центральное место в его зале занимает конструкция, напоминающая юрту. Внутри — видео с камлающим шаманом. Снаружи — «звездное небо над головой»: строительные перчатки, привычный аксессуар для монтажа выставки, растянутые на гвоздях на фоне ночного небосвода. Можно увидеть здесь отсылку к той самой «железной кости», символу шаманского дара. А можно, переключившись на христианскую оптику,— к сотворению мира: художник зрителя ничем не ограничивает.
Но главная в этот раз, конечно, Ирина Корина. Ее проект не менее сложносочиненный, чем само название: «Послезавтра скорее всего, но почему-то не могу». По образованию Корина сценограф, и ее конек — тотальные инсталляции (согласно определению Ильи Кабакова, «инсталляция, построенная на включении зрителя внутрь себя»). Причем художница творит их прямо на ходу: свой окончательный облик они порой принимают за минуты до открытия. В последнее время Корина все чаще возвращается к образу дома — как в созданном для «Архстояния» «Павильоне заблуждений» (2023). Вместо надежных стен — тюль, развевающийся на ветру: метафора потерянного дома вряд ли может быть очевиднее. Нынешний проект в AZ/ART тоже напоминает домашнее пространство. Есть привычные предметы интерьера — вроде детской кроватки, шкафчиков-полочек и даже настенного ковра. Многие вещи — из советского прошлого: Корина приобретает их на виртуальных барахолках. Но дело совсем не в ностальгии: Кориной она несвойственна. Ее любимая тема — игра с подсознанием зрителя, которому предъявляют знакомые с детства вещи, но в странном окружении. На это намекает портрет Льва Выготского, говорившего в «Мышлении и речи» о том, что смысл слова часто зависит от контекста. За примерами далеко ходить не нужно. Изображение Выготского «вмонтировано» в импровизированное надгробие, что сразу перечеркивает всю идиллию советского «заповедника». Тема конечности жизни проступает и в других деталях: в гранитном узоре постельного белья, плюшевом изображении гильотины, наконец — в фигурке Циолковского, грезившего вместе с другим космистом, Николаем Федоровым, о воскрешении умерших и заселении ими других планет.