С некоторым опозданием, но с большим размахом вчера в Государственной третьяковской галерее был отмечен столетний юбилей первого съезда русских художников. Торжества почтил своим присутствием мэр столицы Юрий Лужков, пел церковный хор, присутствовали почти все московские члены Академии художеств. Торжественные речи сменил праздничный концерт самого пристойного академического содержания.
Здание Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке, закрытое на капитальный ремонт почти десять лет назад, откроется этой осенью, обновленное и перестроенное. Это событие — настоящий национальный праздник, и потому, очевидно, ему будет сопутствовать грандиозное торжество.
На съезде, созванном в честь дарования галереи братьев Третьяковых городу Москве, не только превозносили заслуги Павла Михайловича Третьякова, создавшего первый музей национального искусства. Этот съезд стал первым в истории объединительным форумом русской интеллигенции. И речи на нем произносились подходящие и для нашего, уже которого по счету, смутного времени. Особенно о согласии деятелей культуры и влиянии искусства на общество. Композитор Александр Аренский специально написал к съезду одноактную оперу "Рафаэль", декорации для которой сделал Леонид Пастернак. На торжествах оперу исполнили в первый и — как предполагали — последний раз. Если бы не столь любимая всеми русскими тенорами ария "Певца за сценой", о ней бы вообще не вспоминали.
Спустя сто лет "Рафаэль" вновь зазвучал в Москве. Оперу удалось восстановить. Еще одно усилие, еще 20 млрд руб. из федерального бюджета, и реконструкция старого здания галереи закончится. Точнее сказать, будет построено совершенно новое здание. За исключением хорошо забытого нарядного фасада, сделанного в 1904 году в русском стиле Виктором Васнецовым, ничто больше не будет напоминать о прежней Третьяковке.
Новый генеральный директор ГТГ г-н Валентин Родионов, ранее занимавший правительственный пост заместителя министра по строительству, дал обещание открыть Третьяковскую галерею в День города 4 сентября. Вероятно, г-н Родионов, не являющийся, в отличие от своих предшественников, ни художником, ни искусствоведом, сумеет справиться с затянувшейся стройкой. Есть надежда, что к 1997 году закончатся работы по созданию в Замоскворечье целого музейного города, предусмотренного генеральным планом еще в начале 1980 годов. Тогда мечта о национальном культурном центре в Замоскворечье станет близка к осуществлению. Наконец Лаврушинский докажет Волхонке, что "Третьяковская галерея — это так же хорошо и значительно, как все лучшее в Москве".
Коллекция галереи насчитывает сегодня 100 тыс. единиц хранения. Галерея принимает участие во всевозможных культурных проектах, поражая Запад шедеврами — особенно русским авангардом. Но у себя дома она уже давно на вторых ролях — несмотря на то что галерея функционирует и часть коллекции экспонируется на Крымской набережной и в так называемом Инженерном корпусе. Олицетворяющая же для большинства наших соотечественников Третьяковку классика национальной живописи, вроде "Ивана Грозного" Репина и "Явления Христа народу" Иванова, остается в запасниках — большие картины просто негде разместить. За время реконструкции выросло целое поколение, которое так и не знает, как Иван Грозный убил своего сына.
Похвально, что музей сохраняет национальное художественное наследие, но известно, что традиционно Третьяковка всегда отслеживала новое искусство, даже в самые сложные для нее и для страны времена. Тем она и была сильна. К сожалению, за праздничным благолепием нынешних и грядущих торжеств об этом совершенно забыли. Редкие выставки на Крымском валу мэтров неофициального искусства — плата запоздалых долгов — могут претендовать лишь на запоздалое культуртрегерство. Основные же течения современного русского искусства обходят стороной национальную сокровищницу. Редкие и достаточно случайные закупки работ нынешних художников вряд ли послужат надежной основой коллекции, по которой потомки будут судить об искусстве России конца этого века. Впрочем, изначально заложенные критерии собирательства, которыми до сих пор живет Третьяковка, ограничивают возможности ее дальнейшего саморазвития. Если принципы собирания картин и скульптур достаточно органично примиряют искусство XIX века с произведениями советских художников, то современное русское искусство давно вышло за рамки станковизма.
Возможно, правда, что для нового искусства откроют новые музеи, и Третьяковка останется лишь меморальным собранием. Тогда на открытии ее нового здания вполне естественно сольются песнопения церковного хора и речи ветеранов советской реалистической живописи.
НАТАЛИЯ Ъ-СЕМЕНОВА