гастроли балет
На последней неделе гастролей между двумя программами современных балетов Большой театр вновь представил главный классический хит лондонского сезона — реконструированный "Корсар". В зале Колизея едва нашла себе место ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Шквал одобрительных рецензий, обрушенный на "Корсара" в начале гастролей (см. Ъ от 9 августа), сделал свое дело: в будний день на дневном представлении яблоку было негде упасть. Критики, еще полмесяца назад отсмотревшие этот 3,5-часовой балет Мариуса Петипа, наполовину отреставрированный знатоком старины Юрием Бурлакой и наполовину поставленный заново худруком Большого Алексеем Ратманским, отсутствовали. Собралась, что называется, широкая публика — заинтересованная, но неангажированная. Ее реакция приятно удивляла адекватностью, особенно в сравнении с московскими традициями — у нас зрители неизбежно попадают под диктат клаки, хлопающей тому, кому нужно, и столько, сколько нужно. Здесь аплодисменты вспыхивали дружно и гасли разом — англичане не считают возможным прерывать действие, вызывая артистов на многочисленные поклоны после вариаций. Здесь и вежливые три хлопка, и буйное "браво!" соответствуют произведенному впечатлению — на что натанцевал, то и получил. Дневной "Корсар" принимали воодушевленно, но без экзальтации.
Танцевал "второй состав". "Второй" — по очереди и статусу (и московскую, и лондонскую премьеру исполняли другие артисты), но отнюдь не по качеству исполнения. Например, обаятельный злодей Бирбанто, в трактовке Андрея Меркурьева слегка смахивающий на мента Казанову из телесериала, явно превосходит своего предшественника — дубоватого и однозначного Рината Арифуллина. Знаменитый "Форбан", доставшийся в наследство от Петипа пиратский танец с саблями и пистолетами, легконогий "Казанова" с грациозной Анной Ребецкой пропархивают, пожалуй, чересчур изящно, зато сохраняют наивный шарм старинного балета. С тем же архаическим обаянием танцевала свою Гюльнару, лукавую наложницу богатого паши, Анастасия Яценко: жизнерадостная, техничная, точная в актерских мизансценах, она походила на тех крепконогих балерин императорского театра, которые легко прибирали к рукам титулованных балетоманов.
Прелестный облик, но чрезвычайно неопрятный танец явили три солистки-"одалиски". Точнее, две — третья, Анна Леонова, танцевала достаточно чисто и уверенно. Ольга же Стеблецова и особенно Анна Никулина мазали мимо позиций и шлепали стопами с такой непринужденной невинностью, будто еще в школе прогуляли все уроки, на которых проходили прыжки-антраша. Напротив, избыточное школярское прилежание продемонстрировали Андрей Болотин и Анастасия Сташкевич в pas des esclaves. Партнер заслужил твердую четверку за чистоту собственного танца и трояк за искусство поддержки, его немузыкальная и неточная в позировках партнерша — баллом меньше.
В роли Конрада, главного корсара, дебютировал народный артист Сергей Филин, пропустивший московские спектакли. Танцевал он, что называется, "на мастерстве" — не форсировал прыжки, был строг и точен во вращениях, брал элегантными позами и был безупречным кавалером. Любовь к гречанке Медоре он разыгрывал с должным пылом и правдоподобием, а вот в сценах яростного гнева оказался слегка карикатурен — на лице этого обаятельного бонвивана гримаса ярости неизменно превращалась в сардоническую ухмылку, что выглядело крайне неубедительно.
Партию Медоры танцевала Светлана Лунькина, самая очаровательная и самая беспечная балерина Большого. Танцевала в свое удовольствие — и это редкость на сегодняшней сцене. Боевой накрут усложненных фуэте, решительные два тура в a la seconde, вспышки высоких прыжков, лихие скачки на пальцах и ноги, задранные к ушам,— все это умеют делать многие. Только не Светлана Лунькина, которую ничуть не обескураживает недоделанная пара-тройка фуэте, недокрученный пируэт или смазанный двойной ronde. Взамен она умудряется искренне наслаждаться каждым моментом своего пребывания на сцене и передать это наслаждение залу. Грация балерины, ее врожденный вкус и удивительная актерская органика заставляют забывать, из каких слагаемых складывается ее танец, и бесхитростно следить за перипетиями балета — публика хохотала, как в кино, следя за проделками этой Медоры с престарелым пашой, умилялась на любовных дуэтах и любовалась бесчисленными вариациями. Впрочем, искренность балерины имеет и оборотную сторону: так, госпожа Лунькина откровенно провалила явно не нравящийся ей травестийный номер — легендарного "Маленького корсара", в котором за 150 лет было воспето немало ее предшественниц.
И все же, несмотря на отличную работу большей части труппы (особо стоит отметить женский кордебалет, отличившийся обычно несвойственной ему стилистической точностью), "Корсар" в Лондоне выглядел хуже, чем в Москве. Виной тому — сцена Колизея, слишком скромная для этого помпезного балета. Пышные декорации в духе XIX века перекрыли и без того маленькую площадку, так что все движения артистам приходилось делать "под себя" — сокращая их амплитуду, сводя до минимума интервалы между солистами и кордебалетом. Особенно пострадал многолюдный "Оживленный сад" — на сцене, заполненной мужчинами-статистами, детьми-арапчатами, искусственными клумбами, цветочными гирляндами, солистками и кордебалетом, способным заселить пару "Лебединых озер", было буквально не протолкнуться.
К чести английских рецензентов, за упорядоченной толкотней они сумели разглядеть строгую красоту геометрических композиций Мариуса Петипа. И хотя эта ненужная по сюжету сцена, олицетворяющая беспечную праздность дворцового зрелища, спровоцировала иронию критиков (кто-то сравнил ее с цветочной ярмаркой в Челси, кто-то ждал явления с небес огромной лейки), ее великолепию не смог противостоять никто. Руководителя постановки Алексея Ратманского превозносили и за его новодел, неотличимый от оригинала, и за пристальное внимание к старине. Его нарекли "одной из двух главных надежд мировой хореографии" (вторая, разумеется, англичанин — Кристофер Уилдон, балет которого "Эльсинор" труппа Большого тоже представила на этих гастролях).
Идеологический итог подвел острый на язык Люк Дженнингс из "Обсервер": "...Ратманский отправляет совершенно недвусмысленное послание миру. 'Корсар' — это тоже пропаганда. Не идеологическая пропаганда в советском духе, но заставляющая отвиснуть челюсть демонстрация человеческих и финансовых возможностей новой России". Мне, честно говоря, такого в голову не приходило. Но со стороны, наверное, виднее.