Паше Муклецову девять лет. Меньше года назад ему было очень плохо: он практически ничего не видел, не мог держать ложку и долго находиться на ногах. Вы очень ему помогли — теперь Паша рисует, пишет диктанты и собирает яблоки у бабушки на даче. А родители уверены, что он абсолютно здоровый ребенок. Он и сам в этом уверен.
В октябре прошлого года вы прочитали в Ъ о Паше Муклецове, у которого болезнь Реклингаузена. Это опухоль мозга, вернее, опухоли. Разрастаясь, они угнетали мозг. И вот у обаятельного, умного и улыбчивого мальчика отнялась правая половина тела, отказали рука и нога. К тому же он почти ослеп, левый глаз совсем ничего не видел, а правый — только на четыре процента. Пашу могла спасти срочная операция, но у нас в стране таких больных не оперируют.
Врачи нашлись в Германии, в Мюнхене. Они предложили ввести в опухоль радиоактивный изотоп йода-125, который разрушил бы опухоль. Операция стоила {euro}48,5 тыс.— таких денег у Муклецовых нет. Зато их смогли собрать вы. И все получилось. Через две недели Паша попросил у мамы Лены во время обеда ложку — он наконец-то смог держать ее в руках, хотя почти забыл, как это делать.
— Паша, правой рукой! — говорит Лена сыну. Она хочет, чтобы он ею чаще пользовался — развивал.
Паша протягивает мне свои рисунки. Они очень яркие, почти на каждом листе собаки. Паша сказал мне, что это далматинцы. Если честно, я бы не догадалась — наверное, слишком взрослая, чтобы представить, что далматинец может быть голубого цвета и с розовыми глазами. Но Паша так уверен в своей правоте, что я уже начинаю верить в голубых далматинцев. Он вообще больше всего мечтает о далматинце — в однокомнатной квартире, где живет их семья, скоро будет некуда ступить из-за плюшевых игрушек. Маленького пластикового далматинца Паше подарили даже в Мюнхене, в больнице.
Дома у Муклецовых живут рыбки. Паша даже сказал мне, каких они пород, но я не запомнила, потому что очень сложные названия. Помню только, что рыбки розового и сине-черного цветов.
— Посмотрите на Пашкины рисунки полугодовой давности,— говорит Лена.— Вот тут линии еще были нечеткие, а теперь — вы только посмотрите! Мы развиваем руку каждый день.
Паша в это время начинает со мной кокетничать, вертит в руках свои школьные тетрадки. Он уже ученик второго класса в школе для слабовидящих детей и среди одноклассников лучший. Он рассказывает, что бабушка ему читала диктант и он смог его в точности воспроизвести даже спустя неделю.
— У меня отличная память! — хвастается он мне.
Когда накануне я созванивалась с Леной, она сказала, что Паша плохо себя чувствует и не сможет приехать в Москву. Я отправилась к Муклецовым на дачу под Сергиев Посад. А когда приехала, то подумала, что меня обманули: Пашка выглядит абсолютно здоровым, он много говорит и бегает по лужайке. Вот только быстро устает.
— Он абсолютно здоровый, мы с мужем так всем и говорим. Подумаешь, видит плохо. Людей, которые видят плохо, много. Так что никаких поблажек! — улыбается Лена и треплет Пашу по макушке.
Действительно, операция помогла восстановить работоспособность руки и ноги, но вот зрение все еще остается плохим, хотя, конечно, улучшилось. Зато теперь мальчик точно не ослепнет, а еще год назад ему это грозило.
— Паш, когда ты был в больнице, тебе было страшно? — спрашиваю я.
— А вам что-то страшно? — с хитрой улыбкой задает встречный вопрос мальчик.
— Конечно, мне иногда бывает страшно,— отвечаю я.
— А мне нет, я ничего не боюсь. И никогда не боялся.— На этих Пашиных словах у Лены в глазах появляются слезы.
Слезы эти быстро исчезают, когда она снова начинает говорить про сына. С хохотом, перебивая друг друга, Паша и Лена рассказывают мне о прочитанных книгах: "Хроники Нарнии", Жюля Верна, про Гулливера и капитана Врунгеля и даже что-то научное про океан и неандертальцев. Иногда мальчик читает сам, иногда ему читают родители, но больше всего Паше нравятся аудиокниги — дома у Муклецовых уже собралась солидная коллекция.
Паше стало скучно разговаривать за столом, и мы идем в сад собирать белый налив. Паша с Леной непременно хотят дать мне с собой в Москву яблок. Мальчик снимает с головы бейсболку и кладет в нее столько яблок, что они начинают валиться через край.
— Останьтесь еще! — просит он меня.
Мне и вправду хочется остаться. Но надо ехать в Москву и написать про мальчика, который верит в голубых далматинцев и считает себя абсолютно здоровым. При том что читать и рисовать он может, только если близко-близко наклонится к книге и альбому. Он знает, что самое плохое уже позади. По дороге в Москву я ем яблоки из лежащего на соседнем сиденье пакета.