гастроли балет
В лондонском Колизее вслед за классическими блокбастерами (см. Ъ от 8 августа) Большой театр представил советский — "Спартак" в постановке Юрия Григоровича с Карлосом Акостой в главной роли. Предсказуемые впечатления английских рецензентов суммирует ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Кубинец Карлос Акоста — главный приглашенный премьер Королевского балета Великобритании и Американского балетного театра (ABT) — дебютировал в "Спартаке" на сцене Большого театра месяц назад (см. Ъ от 10 июля). Выступление стало сенсацией — великолепный мулат чудесным образом реанимировал этот советский хит, много лет пребывающий в коме из-за отсутствия достойных героев.
Московский дебют Карлоса Акосты стал генеральной репетицией перед его лондонской премьерой — три из четырех гастрольных "Спартаков" были отданы кубинцу. Это оказалось отличным маркетинговым ходом Большого: билеты были сметены еще в июле, несмотря на то, что на лондонских гастролях трехлетней давности "Спартак", числящийся визитной карточкой театра, встретил довольно кислую реакцию.
Карлос Акоста не только оправдал ожидания зрителей — все его спектакли увенчались стоячей овацией. Не только покорил критиков — судебный тон удалось соблюсти немногим. Отчасти он реабилитировал и сам спектакль, давно отнесенный Западом к топорной советской пропаганде, заставив рецензентов признать, что "несмотря на тяжелую, как кувалда, хореографию и сверхмощный выброс тестостерона, 'Спартак' неотразим. Он то, что он есть, и ничего подобного больше не существует".
Нет, конечно, главный эстетический приговор остался в силе: смесь бродвейского шоу, голливудского блокбастера и военного парада на Красной площади — словом, "Лас-Вегас от начала и до конца". К тому же "секс в балете смехотворен, любовные дуэты слишком причудливы, а хореография — изнурительная и повторяющаяся — принадлежит к школе, чей девиз 'если сомневаешься — прыгай'". Тем не менее озадаченные критики признались, что глаз от "Спартака" отвести невозможно.
Прежде всего из-за Карлоса Акосты, "актерская игра которого сообщает 'Спартаку' такую глубину, которой едва ли достойна эта хореография". Надо заметить, что англичане, с легкой руки хореографа Макмиллана подсевшие на "психологический реализм", значительно чувствительнее к актерским достижениям, чем русские артисты и зрители, гордые своей "системой Станиславского". Именно унаследованное от английской хореографии богатство психологических оттенков ставят в заслугу Карлосу Акосте. Обнаружили и стилевые различия: у русских — "кристальная точность, решительная и неумолимая. В то время как для Акосты характерна некая роскошь, все его движения как бы окутаны легчайшей дымкой. И из-за этого рядом с русскими его движения кажутся менее точными, чем на самом деле, и несколько нескоординированными". Нашли и некоторые промахи в дуэтах с Фригией, отыскали "напряженность" в первых прыжках.
Эта дотошность — отчаянная попытка лондонских рецензентов удержаться в роли суровых арбитров. Как только речь заходит о полетах Акосты, его вращениях, жестах, пластике — восторгам нет пределов. Тут и эпитеты "кристально-чистый", "страстный", "мощный", "благородный", и панегирики потрясающей технике и выносливости; доходит дело до банальностей ("тело как натянутая струна") и даже до самокритики — рецензенты признаются, что в благородно-сдержанном репертуаре Королевского балета Великобритании Карлос Акоста так бы не развернулся.
Словом, все, включая старейшину критического цеха Климента Криспа, сходятся во мнении, что такого "Спартака" не было уже много лет — со времен Ирэка Мухамедова, в середине 90-х эмигрировавшего как раз в лондонский Ковент-Гарден. Но Карлос Акоста не просто "одержал триумфальную победу" — знаменитый приглашенный премьер наэлектризовал всю труппу Большого: "Теперь энергия вернулась на прежний уровень со всеми гладиаторами, рабами, римлянами, важно и решительно вышагивающими по сцене". Впрочем, энергии на всех не хватило — трем основным героям "Спартака" досталось разве что по вежливо-снисходительной фразе. Более других возбудила рецензентов Эгина Марии Аллаш — в ней нашли способность "изобразить надмирное презрение мельчайшими движениями элегантных запястий". Пресноватые отклики вызвал Александр Волчков. Он "изобразил порочного римского полководца Красса как взвинчивающего себя истерика — это было пантомимное представление, но вполне эффектное". Анну Антоничеву дежурно похвалили за лиризм и сильный, но непринужденный танец.
Однако аншлаг в лондонском Колизее не снимает проблему московского "Спартака". На все спектакли иностранцев не напасешься, а — как проницательно заметили английские рецензенты — в Москве мужчины стали субтильнее и легче. Тут я готова согласиться: настоящие мачо в Большом перевелись, и стало труднее искать достойную замену знаменитым предшественникам. К тому же раньше спектакль выручал героический пафос исполнителей, теперь же у нас подобную искренность испытать трудно, а сымитировать невозможно. В ближайшей перспективе может появиться лишь один Спартак — "летающий вундеркинд" Иван Васильев. Его уже опробовали в сольном танце пастухов — тестостерона и истовости явно хватает на главную партию.
Другое дело — мужская зрелость. 18-летний мальчик может исполосовать своими могучими прыжками самую большую сцену мира, но под его жизнерадостным руководством восставшие рабы рискуют показаться отрядом переряженных пионеров в духе "Тимура и его команды". И даже если эти опасения не оправдаются — травмоопасный изнурительный балет не сможет выжить на одном бессменном исполнителе. И триумф лондонских гастролей грозит стать последним триумфом "Спартака".