На этой неделе демонстрацией фильма "Китайская рулетка" НТВ начало ретроспективу великого немецкого кинорежиссера Райнера Вернера Фасбиндера. Выбор картины для открытия может весьма удивить. Фильм взят словно наугад и в нарушение хронологии: это далеко не первая и в то же время далеко не лучшая работа Фасбиндера. Вместе с тем внеочередной показ именно "Китайской рулетки" по-своему знаменателен, считает критик АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ.
Еще лет пять назад редкая статья о немецком режиссере обходилась без перечня творцов "молодого" немецкого кино, в начале 70-х восставшего против засилья Голливуда, — Шлендорф, Херцог, фон Тротта, Вендерс — без того дежурного, но как бы исторического контекста, в который Фасбиндера аккуратно помещали. Теперь пришел черед контекста мифологического: открывшейся на НТВ ретроспективе была предпослана двухлетней давности телепередача Константина Эрнста — в ней Фасбиндер представлен геем, наркоманом и "кожаным" крушителем буржуазных основ. Все это справедливо, как справедлива принадлежность Фасбиндера к "молодому" немецкому кино, но ничего решительно не объясняет.
Фасбиндера надо рассматривать не в контексте лубочного мифа о бунтаре-художнике и не в контексте "молодого" немецкого кино, никому уже не интересного, и не в контексте кино вообще — значение его выходит далеко за эти пределы. Связанный с современным ему авангардом, Фасбиндер нарушил самую главную и незыблемую его заповедь, согласно которой искусство новейшего времени, плод разорванного сознания, стыдится пафоса трагедии и избегает ее цельности. Сложный человек, живущий обыденной жизнью в сложном ХХ веке, — герой не трагедии, а драмы. Фасбиндер был первым, кто пересмотрел эту догму.
И дело не только в том, что он объединил плюгавую обыденность с красотой Бранденбургских ворот, картофельный салат с музыкой Верди, немецкий натурализм с римской пластичностью — за всем этим вполне традиционная тоска германских гениев по недостижимой и несуществующей Италии; и уж совсем не в том, что он перемешал "низкое" и "высокое", сплавив классику и кич в единое целое — это удел многих постмодернистов, тосковавших всего лишь по форме. Дело в том, что он обыденность возвел в статус красоты, к тому же самой "бранденбургской", картофельный салат — в ранг Верди, низкое превратил в патетически высокое, реабилитировав для современного искусства монументализм как стиль и трагедию как жанр. Рядом с этим все самые принципиальные его кинематографические открытия, типа изощренной звукописи наложенных друг на друга фонограмм или естественного интерьера, превращенного в нарочито искусственное, павильонное пространство, выглядят сущими мелочами.
Поиски нового языка трагедии очевидны и в "Китайской рулетке", снятой в 1976 году, — семь лет спустя после первого фильма и за шесть лет до последнего — в самой середине очень богатой и короткой режиссерской биографии Фасбиндера, не дожившего и до 37 лет. Действие картины разворачивается в замке, некогда принадлежавшем древней фамилии, а теперь купленном разбогатевшими на контрабанде нуворишами, которые используют его со всем здоровым буржуазным прагматизмом, преобразив аристократическую анфиладу в коридорную систему гостиничного типа. В замке, не сговариваясь друг с другом, собираются все его обитатели. Глава семьи приезжает со своей любовницей, сказав супруге, что ему нужно слетать на пару дней в Осло. Обманутая во всех отношениях жена появляется со своим любовником. И туда же прибывает подстроившая накладку малолетняя дочь-калека в сопровождении кукол и глухонемой гувернантки родом из древней фамилии, что некогда владела замком. Кроме этих шести гостей в замке есть и постоянные жители — прислуга: пожилая, похожая на жабу, бюргерша и ее болезненно рыхлый сын, воображающий себя писателем. Уродство, заданное с самого начала в интерьере, сквозит буквально во всем. Герои безобразны как на подбор, и так же на редкость безобразны их отношения, исполненные глухой ненависти, что вполне вписывается в канон экзистенциальной драмы с сильным фрейдистским акцентом. Но в последней трети картины происходит переворот.
Всю последнюю треть фильма идет игра в китайскую рулетку. По правилам этой игры участники разбиваются на две равные группы — загадывающих и отгадывающих; затем загадывающие выбирают кого-то одного из отгадывающих, а те путем косвенных вопросов должны выяснить, кто именно выбран. Вопросы и ответы занимают в фильме едва ли не полчаса — казалось бы, верный способ убить любое изображение. Но эти полчаса — торжество изобразительности, своего рода учебное пособие по мизансценированию и режиссуре вообще. Всякой реплике здесь соответствуют свой жест, движение выверено, как в балете, и с каждым новым вопросом-ответом делается все более монументальным. Тайная ненависть вырывается наружу и облагораживает собравшихся; злобные и ничтожные, они делаются красивыми и даже на свой лад одухотворенными и, когда звучит последний сакраментальный вопрос: "Кем бы была эта персона в Третьем рейхе?", простенькая экзистенциальная драма обретает масштаб трагедии.
Почти во всех фильмах Фасбиндера действуют персонажи, которые никак не могут быть героями трагедии, но непременно ими становятся. При этом многие его последние картины — "Больвизер", "Замужество Марии Браун", "Лили Марлен", "Тоска Вероники Фосс" — так или иначе трактуют тему фашизма. Монументальный облик, в котором у Фасбиндера предстает фашизм, не мог не вызвать подозрений у людей, излишне преданных идеям политкорректности. Особенно досталось фильму "Лили Марлен", где Вторая мировая война была изображена через призму одноименной песни. Она в картине вела солдат в бой, она же утешала их в часы передышки. Пик популярности шлягера точно совпал с пиком побед, а забвение — с концом Третьего рейха. Сама певица в фильме попадала в интригу, оказавшись между нацистами и борцами Сопротивления, причем и те, и другие почему-то мнили, что они творят историю, а делал ее шлягер "Лили Марлен".
Фасбиндера обвинили в героизации фашизма, хотя героизировался всего лишь мотивчик из трех нот — великое мифологическое ничто. Фасбиндеровская "Лили Марлен" теперь — классика, по ней изучают причуды эпохи тоталитаризма, она вызвала множество подражаний, в том числе и в России. Для самого же Фасбиндера его фильм, в котором личности уже не остается никакого места, стал, возможно, ответом на вопрос, некогда заданный друг другу героями "Китайской рулетки": "Кем бы была эта персона в Третьем рейхе?"