смотрел Андрей Плахов
Хореограф Джон в день сорокалетия испытывает "революционный порыв" и решает собрать на одном пятачке своих возлюбленных. Со стюардессой Марьям его связывает скорее флирт, любовная игра; изжитая, но неутоленная страсть — с провинциалкой Фарзоной; любовь, перешедшая в дружбу, — с врачом Тахминой; старая привязанность — с богемной Малоат. Понятно, что встреча не обходится без сюрпризов, конфликтов и ревности. Однако во всем остальном этот фильм крайне трудно описать, потому что он напоминает очень многое в кинематографе и вместе с тем совершенно и решительно не похож ни на что.
Напоминает — и "Восемь с половиной" Феллини, и "Весь этот джаз" Боба Фосса, и "Сломанные цветы" Джима Джармуша, и даже "Последнее танго в Париже" Бертолуччи. Напоминает своим нарциссизмом, темой мужского кризиса, который одновременно является кризисом творческим. Однако интонация фильма совершенно другая; она определяется тем, что снят он Мохсеном Махмальбафом — знаменитым иранцем, ныне живущим и работающим за границей, между Парижем, Кабулом и Душанбе. По мысли фильм близок западному сознанию: он показывает, как секс убивает любовь и рождает одиночество. По форме он довольно-таки эстетский: в нем доминируют, создавая резкие "балетные" контрасты, белый и красный цвета.
Снять на родине такую картину режиссеру бы ни за что не разрешили. В ней все крамольно, начиная с названия (кстати, оно придумано для международного проката, в оригинале же фильм называется "Любовь"). Неприемлемы для иранской цензуры и сцены, где женщины, чокаясь бокалами, пьют вино, и хотя единственный поцелуй в картине связан с выпиванием "на брудершафт", этого более чем достаточно, чтобы завести против создателей фильма уголовное дело. Мохсен Махмальбаф не раз становился жертвой цензурных запретов и даже покушений на жизнь со стороны фундаменталистов, категорически не приемлющих свободы, которую позволяет себе этот человек в обсуждении политических и сексуальных проблем.
Как и многие картины Махмальбафа, эта посвящена загадочным отношениям между любовью, природой и искусством. По словам самого режиссера, он всегда и всюду пытается показать, "как жизнь создает произведения искусства". Медиумом, иллюстрирующим эту связь, может послужить узор ковра, музыка или, как в данном случае, танец.
Это вторая картина, снятая Махмальбафом в Таджикистане. При этнической и языковой родственности с Ираном, это земля с другой традицией и укладом. Здесь говорят на фарси, но чрезвычайно часты вкрапления русского — особенно когда разговор касается интеллектуальных или любовных тем. После распада СССР и гражданской войны Таджикистан так до конца и не залечил раны, но все равно режиссер любуется этой бедной страной, где ислам еще не закрыл руки и плечи молодых женщин. Надо испытать силу аскетических запретов для того, чтобы оценить красоту живой плоти.
В московских кинотеатрах с 8 августа