Имперская демография

Таков был результат очередной Девятой ревизии податных сословий Российской империи, но на этот раз статистика ее населения была дополнена душами, обычно выпадавшими из «ревизских сказок», и представляла собой более объективную картину числа людей, проживающих в империи. Это был первый шаг к всеобщей переписи населения России, и сделал его куратор Девятой ревизии академик Петр Кеппен.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Как известно, первая и она же последняя всеобщая перепись населения Российской империи прошла в 1897 году, а окончательные ее результаты были подведены в 1905 году. Установленное число жителей империи составило 125 680 682 человека. Переписи, которые проводились ранее, были не более чем ревизиями податных сословий с целью налогообложения. Первая из них была проведена по указу Петра I и проходила в 1719–1727 годах. В силу финансовой подоплеки эти ревизии имели соответствующие издержки, известные нам по «Мертвым душам» Гоголя. Но всеобщая перепись 1897 года появилась не вдруг: первой попыткой превратить подачу «ревизских сказок» в перепись населения была Девятая ревизия 1850–1851 годов, проведенная под руководством академика Петра Кеппена.

«Данные, приближающиеся к истине»

Отчет о «Девятой ревизии» объемом в 300 страниц имел подзаголовок: «Исследование о числе жителей в России в 1851 году Петра Кеппена, действительного члена Императорской академии наук, доктора философии, магистра правоведения и члена разных научных сообществ». Отчеты о предыдущих ревизиях представляли собой комплекты сброшюрованных «ревизских сказок» в виде таблиц по уездам и губерниям. У Кеппена тоже таблиц хватало, но это были сводные статистические и этнографические таблицы.

«Исследование…» Кеппена стоило полтора рубля, и раз уж оно свободно продавалось, то надо думать, что его покупали не только те, кому оно было необходимо по долгу службы, но и люди, далекие от фискального ведомства. Во всяком случае, его интересно читать и сегодня (оно оцифровано и свободно доступно в интернете). Едва ли кто-то стал бы продавать «ревизские сказки»: во-первых, это были данные, по нынешней терминологии, ДСП, во-вторых, едва ли кто-нибудь стал бы читать их ради интереса, разве что Чичиков. Они тоже частично оцифрованы и доступны в интернете, попробуйте их почитать.

«Исследование…» Кеппена было посвящено Его Императорскому высочеству великому князю Константину Николаевичу (сыну Николая I), председателю Русского географического общества (сам Кеппен был его членом-учредителем). В этом посвящении Кеппен сразу сформулировал главную цель его «посильных исследований о числе жителей России в 1851 году» как первый шаг к «введению в России народных переписей вместо так называемых ревизий, касающихся до одних только податных состояний».

Чуть дальше, в «Предисловии», Кеппен объясняет суть проблемы более подробно: «Слово “ревизия” принято мною потому, что у нас, как известно, народные переписи — т. е. исчисление лиц всех сословий, составляющих народ,— еще не существуют. Ревизия же у нас значит перепись лиц податных состояний. Эти ревизии доныне суть только действия, имеющие финансовую цель, для достижения которой они доставляют нужные данные. И эта-то финансовая цель некоторым образом обеспечивает полноту данных о числе лиц мужеского пола, состоящих в окладе и на льготе. О неподатных же состояниях числовые показания вообще должно считать неполными, почему представляемые мною итоги в самом деле можно принимать только за наименьшие данные (minima), из приближающихся к истине». По словам Кеппена, на местах ухитрялись «считать дворовых вместе с крестьянами, а людей почтового ведомства вместе с людьми театрального и т. п.».

Вот Кеппен и постарался, как мог, дополнить эти данные, и, судя хотя бы по полученной им гендерной пропорции 1:1 с небольшим преобладанием женского пола в итоговой цифре всего народонаселения империи, это в значительной степени ему удалось. Кеппен просит читателя не забывать, что «дело идет о данных 1850 и 1851 годов». Его книга вышла из печати в 1858 году, когда изменилось административное деление России и ее территория вместе с проживающими там народами выросла. Также он предупреждает: «Имея в виду требования науки и пользу администрации, я несколько раз прерывал нить моих разысканий для того, чтобы упомянуть о разных предметах, заслуживающих внимания статистиков и Правительства».

По расчетам Кеппена, число жителей обоего пола в губерниях и областях империи в 1850–1851 годах составило 58 776 675 душ: мужского пола — 28 808 980, женского — 29 393 882. Понятно, что разница в 573 813 человек между итоговой цифрой общего населения и суммой мужчин и женщин не означала наличие в империи более полумиллиона трансгендеров. Точнее, это были «трансгендеры» типа Елизавета Воробья в «ревизской сказке» помещика Плюшкина из «Мертвых душ» Гоголя, «бабы, так искусно прописанной, что можно было принять ее за мужика». Объяснение академика Кеппена, собственно, мало чем отличается от гоголевского: «Подлец, Собакевич, и здесь надул!» — только изложено оно научным языком.

Но 59 без малого миллионов душ — это было, как уже сказано, население губерний и областей империи, ядро, как можно выразиться, ее населения. К этому числу, писал Кеппен, следует прибавить: киргизов верноподданных (в Семипалатинском округе) и Малой орды (Оренбургского ведомства) — 669 000; покорных и непокорных горцев Кавказа — 1 500 000; жителей Царства Польского — 4 852 055; Великого княжества Финляндского — 1 636 915. А если сюда добавить численность регулярного и иррегулярного войска, то, как писал Кеппен, «число жителей в Российском Государстве в 1851 году простиралось за 68 миллионов».

В его «Исследовании…» можно посмотреть численность населения областей иррегулярных войск: Донского, Черноморского, Кавказского линейного, Астраханского, Азовского, Дунайского, Оренбургского, Уральского, Башкиро-Мещерякского, Сибирского линейного, Забайкальского, Иркутского, Тобольского и Енисейского конных полков, Тобольского пешего и Балаклавского Греческого батальонов. В Малороссии Кеппен насчитал 3 043 440 душ, в Новороссии (включая Бессарабскую область) — 3 274 140, в трех Остзейских губерниях — 1 650 597.

После Московского уезда самыми многолюдными уездами были богаты Вятская, Оренбургская, Пермская, Самарская, Саратовская и Тамбовская губернии, в некоторых из них население превышало 200 тыс. человек. Всего же на европейской части нашей страны 175 лет назад проживало 52 419 385 человек, то есть около 65% всего ее населения. Меньше всего народа было во владениях Российско-Американской компании, то есть на Аляске и Алеутских островах: русских и креолов — около 2,5 тыс., местного населения — чуть больше 50 тыс.

Статистика и ее анализ академика Кеппена в его «Девятой ревизии…» послужили ориентиром для реформ Александра II. А ныне служат источником исходных данных для научных статей, диссертаций и монографий отечественных историков, демографов, этнографов, социологов. Да и неученый человек может найти в ней много интересного. Например, соотношение «элиты» общества, как сказали бы сейчас, то есть потомственного дворянства, чиновничества разных рангов и коммерсантов разного уровня состоятельности и прочего народа; степень и векторы иррадиации в империи «инородцев», «иноверцев» и «иноземцев» (иностранцев). И так далее.

Также понятно, что итоговые цифры у Кеппена достаточно условные. Он и сам писал: «Полагая в основание лучшие из имеющихся сведений, я однако же в некоторых случаях не мог не выразить сомнения, присовокуплением вопросительного знака». Поэтому то, что спустя полвека по результатам всеобщей переписи 1897 года население Российской империи выросло вдвое, то есть на 100%, конечно же, не только результат присоединения новых территорий и/или демографического взрыва. Того же порядка наверняка была и тривиальная «потеря душ» при их подсчете Кеппеном в силу уже указанных им объективных обстоятельств, и на самом деле население России в середине XIX века было больше 68 млн, причем значительно больше.

Чиновник-ученый

Академик Петр Иванович Кеппен был сыном немца из Касселя, доктора медицины, который был приглашен на должность главного врача харьковской городской больницы и в итоге возглавил все здравоохранение губернии. Петр окончил Харьковский университет со степенью магистра правоведения и в 1814 году поступил на работу в почтовый департамент МВД в Санкт-Петербурге. Точнее, его туда устроил муж его родной тетушки, возглавлявший в этом департаменте его первое отделение. Впрочем, должность у молодого правоведа 21 года от роду была там не ахти какая важная — младший помощник столоначальника. Дальнейшее было его собственной заслугой.

Спустя пять лет он был уже чиновником для особых поручений при МВД и секретарем Комитета по ученой части Императорского человеколюбивого общества. Этот комитет поддерживал сношения с русскими и иностранными филантропами и собирал сведения о новых проектах, учреждениях и научных открытиях на пользу нуждающихся и страждущих. Спустя еще три года он отправился на двухлетнюю стажировку в Европу, откуда вернулся доктором философии Тюбингенского университета. А еще через год, в 1826-м, он был избран членом-корреспондентом Императорской академии наук.

Потом была служба в Министерстве Народного просвещения, потом опять в МВД, потом в Министерстве государственных имуществ. Служил он добросовестно и рос в должностях и чинах, получив в итоге генеральский чин действительного статского советника. Параллельно росли и его академические звания: в 1837 году он был избран адъюнктом по кафедре статистики, в 1839 году — экстраординарным академиком отделения исторических, филологических и политических наук, в 1843-м — ординарным академиком отделения исторических наук и филологии.

На Западе в XVIII веке окончательно сформировался тип джентльмена-ученого, то есть финансово независимого ученого, который занимался наукой самостоятельно, не стремясь присоединиться к официальным научным учреждениям с их ученой иерархией. Такие ученые-джентльмены были и в Российской империи. Но Петр Кеппен относился к несколько иному типу независимого ученого, которого можно назвать чиновником-ученым. Он тоже не стремился к карьере официального ученого, а удовлетворял свое научное любопытство, пользуясь служебным положением. Самые разные поручения своего министерского начальства, будь то хлебная торговля, поземельная собственность крымских татар, инспекция почтовых станций или органов народного просвещения и т. д., он рассматривал как научные задачи и решал их, составляя помимо отчетов начальству еще экономические трактаты типа «О хлебных потребностях России», словари топонимов и этнографические карты Крыма, «Материалы для истории просвещения в России». Профессиональными учеными стали его сыновья Федор (энтомолог), Владимир (метеоролог), дочь Наталья (фенолог).

Кеппен был убежден в том, что «удовлетворительная история каждого великого народа должна быть основана на подробных разысканиях о всех вообще ветвях управления, о каждом промысле, каждом источнике народного богатства и бедствия — нравственного или физического». Когда ему в 1848 году поручили курировать Девятую ревизию населения империи, он представил в Императорскую академию наук аналитическую записку «О народных переписях в России», которая вызвала неудовольствие министра финансов графа Вронченко, кстати, коллеги Кеппена по РГО. Министр не нашел в ней ничего, «кроме некоторых резких отзывов насчет распоряжений, вовсе не подлежащих обсуждению публики, совершенно противных как цели, так и основаниям, по каким производятся у нас правительством народные переписи». Потому «ревизские сказки» Девятой ревизии пошли официальным путем в надлежащие инстанции, а их анализ Кеппен опубликовал в 1858 году отдельно и с уточнением в подзаголовке: «Исследование о числе жителей в России в 1851 году Петра Кеппена, действительного члена Императорской академии наук, доктора философии…и прочая», благо что в год издания этого его труда в стране были уже другие министры и император-реформатор.

В заключение, наверное, имеет смысл сказать, что первым статистическим исследованием тогда еще коллежского советника и членкора Академии наук Кеппена был его труд «О виноделии и винной торговле в России» (1833). Тоже весьма интересное издание о культуре виноделия и винопития в нашем отчестве, начиная с X века и Вещего Олега, уважавшего сладкие греческие вина, до «намерения иностранцев выделывать шипящие вина в России (1829)». Причем не простых иностранцев, а виноделов из города Лиму в Лангедоке, которых в свое время потеснили на рынке французских игристых вин их конкуренты из Шампани, и они хотели компенсировать убытки долей в производстве российского шампанского. Эта книга тоже свободно доступна в интернете, и ее полезно почитать нашим сомелье. Особенно сейчас, когда им с апреля этого года рекомендовано 20% в винных картах отводить отечественным винам.

Ася Петухова