В понедельник на Каннском фестивале состоялась мировая премьера фильма Валерия Тодоровского "Подмосковные вечера". Собственно, слово "мировая" можно и опустить: каннский показ — первая официальная демонстрация картины, напряженно ожидаемой кинематографической общественностью, но до вчерашнего дня известной только по закрытым просмотрам для узкого круга лиц.
Успех на Западе для русских кинематографистов сегодня становится своего рода манией, и только совсем уж бессердечный человек бросит в них за это камень — лучшие отечественные фильмы снимаются на западные деньги целиком или хотя бы частично. В Европу, как известно, есть два пути: или до бесконечности варьировать модель пресловутой самобытности, или тоже в который раз разыграть западную карту, сделав вид, что Россия точно такая же часть Старого света, как Франция или Нидерланды. Русское кино до сих пор почти исключительно шло первым путем, и надо сказать, что только он встречал просвещенное европейское понимание. И Андрей Тарковский, и Никита Михалков, и Александр Сокуров при очевидных отличиях друг от друга пользовались заграничным успехом прежде всего благодаря объединяющей их "русскости". Эта "русскость" оказывалась весьма различной, взыскующе духовной, как у Тарковского с Сокуровым, или, наоборот, балалаечно-циничной, как у Никиты Михалкова, но без нее на Западе делать было нечего. Скромный успех за границей самой значительной русской картины последних лет — "Прорвы" Ивана Дыховичного — в этом смысле, к сожалению, красноречив.
Сдержанная реакция Запада на очень европеизированный фильм Дыховичного могла бы окончательно скомпрометировать второй путь, если бы не одно обстоятельство: "Прорва" снята в эстетике постмодернизма, подразумевающей множественность отсылок и изощренную игру с заведомо известным контекстом. Поскольку западному зрителю контекст был заведомо неизвестен, игра осталась непонятой, и можно полагать, что провалился не столько русский европеизм, сколько русский постмодернизм. Парадоксально, что именно постмодернизм пришелся по сердцу отечественным кинематографистам, хотя на международных кинофестивалях он пребывает хорошо если в почетной опале, а правит бал по-прежнему старая добрая экзистенциальная драма, существование которой наше кино по-прежнему не признает. Сняв "Подмосковные вечера", Валерий Тодоровский выступил, можно сказать, первопроходцем.
В основе его нового фильма легко обнаружить сюжет "Леди Макбет Мценского уезда" Лескова, с некоторыми поправками перенесенный в современность. История женщины, которая во имя проснувшейся в ней страсти укокошила по очереди свекровь, мужа и разлучницу, была написана Марией Шептуновой для Станислава Говорухина, который скорее всего сделал бы кровавый триллер в самом злободневном духе. Но Говорухин предпочел дух еще более злободневный, окончательно уйдя в публицистику и Думу, а ставить картину взялся Валерий Тодоровский. С помощью драматурга Аллы Криницыной и еще двух французских сценаристов он несколько ослабил кровавость и полностью убрал злободневность, которая в фильме как бы растворилась в красоте изображаемого мира. Несмотря на вполне узнаваемую дачу в Жуковке, старенький автомобиль и прочие "реалии", фон вышел принципиально размытым, и действие стало происходить в никакое время в никакой стране. Гора трупов потеряла свою самодовлеющую ценность. На первый план вышли пол и смерть и неизбежная в таком случае проблема выбора. Иными словами, в русском кино впервые возникла экзистенциальная драма.
Отсутствие ее на советском экране могло объясняться правилами игры, согласно которым главным героем любого фильма становилось общество, разумеется, образцовое. Но со временем, когда игра пошла не по правилам, главенство общества даже усилилось, только теперь оно предстало не добродетельным, а погрязшим в грехах и коррупции. Социум остался на своем почетном месте, он только поменял знак. Критики с грустью решили, что это есть отличительная черта русских художников, вечных певцов униженных и оскорбленных, и все стали валить на неизбывную отечественную ментальность. В таком раскладе экзистенциальная драма становилась сугубо буржуазным занятием. Сняв истинно буржуазный фильм, Валерий Тодоровский доказал, что ментальность наша ни в чем не виновата.
Первая русская экзистенциальная драма появилась спустя двадцать пять лет после "Тристаны" Бунюэля, сорок лет после "Дороги" Феллини и пятьдесят лет после "Одержимости" Висконти. Эти три фильма определили давно сформировавшийся и по-своему незыблемый канон, в котором сегодня сняты многие так называемые фестивальные картины. Главное здесь — безукоризненность поставленной задачи и безупречность ее исполнения. В современной экзистенциальной драме откровению всегда предпочитают качество. Для отечественной традиции это немного неуютно, но Валерий Тодоровский вполне беспощадно эту традицию изжил. Его фильм поражает непривычной установкой на качество буквально во всех слагаемых: качественная драматургия, качественное изображение, впрочем, как всегда у оператора Сергея Козлова, качественная работа актеров, особенно исполнительницы главной роли, замечательной Ингеборги Дапкунайте, качественная, необычайно добротная, почти симфоническая музыка Леонида Десятникова. Причем все это существует на экране в пленительной слитности, картинка словно живет в музыке, а музыка комментирует картинку, что в конечном счете и есть кино, которое всего лишь гармония изображения и звука, и только.
Фильм Тодоровского не хочет быть откровением и не является им. Для Запада "Подмосковные вечера" — нормальная хорошая картина, которая имеет шанс на успех: французские продюсеры могут быть довольны. Тодоровский несомненно выиграл, доказав перспективность русского европеизма. Труднее определить судьбу фильма на родине, где рядовой зритель вряд ли уж очень воодушевится: для него "Подмосковные вечера" и слишком культурны, и чересчур холодны. Экзистенциальная драма здесь никогда не проходила и вряд ли пройдет, а мелодрама у Тодоровского не получилась. Зато фильм может понравиться нашим интеллектуалам и, по всей видимости, войдет в моду. О нем напишут множество статей, и по опросу критиков он почти наверняка будет "стилем года". Ориентация на норму в сочетании с качеством сегодня в России — едва ли не самый радикальный авангардистский жест. Все уже устали от местных пророков с капроновыми авоськами, от их заикающегося вдохновения и вечного мессианства — за ним следуют революции и прочие неприятности. В конце концов наши интеллектуалы вынуждены быть буржуазными, хотя бы тайком мечтая об обществе высокой стабильности, где разворачиваются исключительно одни экзистенциальные драмы.
АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ