Троица безумных машиностроителей

Выставка «Ники де Сен-Фалль, Жан Тенгели и Понтус Хультен», открывшаяся в Гран-Пале, не просто рассказ о трех знаменитых персонажах XX века: художниках-революционерах и директоре музея. Это история утопического жизненного проекта, в котором искусство, любовь, измена, дружба, деньги складываются в настоящий портрет времени. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Выставка стала первой крупной совместной работой только что открывшегося после реставрации Гран-Пале и Центра Помпиду, закрытого на масштабную реконструкцию минимум на ближайшие пять лет. Ее собрали к 100-летию со дня рождения Жана Тенгели (1925–1991) — создателя и повелителя безумных и бесполезных машин.

Ники де Сен-Фалль и Жан Тенгели — соавторы, любовники, супруги — были нашими современниками. Даже для тех, кто не доберется до этой выставки, их искусство всегда будет открыто взгляду: в Париже возле Центра Помпиду, работает их фонтан «Стравинский» с 16 движущимися фигурами, механику которых создавал Жан, а скульптурные образы — Ники. Это такая яркая и сильная работа, что, кажется, выставка немногое сможет к этому добавить.

Однако это не так, поскольку она отдает дань и третьему участнику — Понтусу Хультену (1924−2006), харизматичному шведскому музейному деятелю и первому директору Национального музея современного искусства в Центре Помпиду. Именно он первым распознал потенциал супружеской парочки Сен-Фалль и Тенгели, поддержал их масштабные проекты и дал им музейные площадки, которые не смогла бы предложить ни одна галерея. Благодаря Хультену в Париже появился фонтан на площади Стравинского, ожил сумасшедший «Крокродром Зига и Пюса» в фойе Центра Помпиду, а в лесах под Милли-ла-Форе вырос фантастический «Циклоп» — гигантская живая скульптура, возведенная уже после смерти Тенгели.

Это Хультен в 1966 году дал старт их первому грандиозному совместному проекту — скульптуре «Она — собор» в Музее современного искусства в Стокгольме. Внутрь лежащей на спине гигантской женщины-матери можно было войти как в церковь нового времени, где вместо алтарей располагались кинотеатр, молочный бар (у грудей) и выставка художественных фальшаков ближе к мозгу. Вход-выход открывался между расставленных ног женской фигуры — своеобразный оммаж «Происхождению мира» Гюстава Курбе. Такая радикальная игра с формой и содержанием, возмутившая и восхитившая зрителей, стала возможна лишь благодаря доверию Хультена, его умению слушать художников, говорить с ними на одном языке и брать в руки кисть, аэрограф или шуруповерт, когда время поджимало.

Ники де Сен-Фалль (1930–2002), дочь американки и француза, познакомилась со швейцарцем Тенгели в Париже. Они оба приехали в столицу: она — из Америки, где росла, он — из Швейцарии. Она — с мужем, он — с женой; снимали мастерские по соседству. В результате соседства Ники и Жан сделались на 20 лет больше чем супругами: их «единым телом» стало искусство движущихся скульптур.

Она называла его «мой друг, моя любовь, мой соперник», а он поставил на службу ее таланту скульптора свой гений безумного инженера, строителя гигантских машин. В этой паре Ники была более тонкой, более хрупкой, иногда замыкающейся в своем детстве, в котором, как она потом призналась, была сексуальной игрушкой собственного отца. Шумный Тенгели, в 14 лет пытавшийся бежать из скучной Швейцарии на войну, анархист, коммунист и троцкист, быстро обрел известность, поставляя в главные художественные музеи своих механических чудовищ — самоуничтожающиеся машины, бесполезные, гротескные, издевающиеся над верой в цивилизацию и технический прогресс.

Он имел грандиозный успех, объехал весь мир, побывал со своей выставкой даже в Москве, но в конце концов его вещи стали похожими, узнаваемыми, неожиданностей от него не ожидали. А вот его жене, которую он искренне считал «величайшей скульпторшей в мире», удалось до последних дней сохранить спонтанность и неожиданность в творчестве.

На выставке в Гран-Пале есть результаты ее перформансов, во время которых она стреляла из ружья по белым рельефам с баллонами краски, заставляя скульптуры «истекать кровью», и ее «Наны» — цветные танцующие женские фигуры, несущие в себе и радость, и вызов. В их названиях — Nana («баба, телка») — было много иронии, а в щедрых формах неолитических Венер — много серьезности.

Как справедливо замечает куратор выставки Софи Дюпле, троих героев объединяло «веселье анархизма». Для Сен-Фалль это означало разрыв с традиционной живописью и ставку на особый язык женского самовыражения. Для Тенгели — демонстративное разрушение самой идеи полезности и прогресса. Для Хультена — отказ от роли всезнающего куратора, превращение музейщика в соратника и партнера художников. Поэтому выставка не только дань 100-летней памяти. Это и напоминание о том, каким симпатичным и открытым может быть современное искусство — вольным, щедрым, смешным, вызывающим. Это искусство не боится выйти за пределы музея — грохотать, крутить колесами и пускать струйки воды, подмигивать лампочками и позволять нам проникнуть и внутрь шестеренок мужского тела, и в глубину женской души.

Алексей Тарханов