ЭПИГРАФ"Противоречивость и сложность русской души, может быть, связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории — Восток и Запад... У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы... он был народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности". (Николай Бердяев. "Русская идея") ЭПИГРАФ
Реальная подготовка визита Бориса Ельцина в ФРГ началась не тогда, когда Москва и Бонн условились о сроках, не тогда, когда эксперты взялись готовить его программу, а в прошлую пятницу. Прежде лояльный, по крайней мере на словах, к натовской программе "Партнерство" Павел Грачев сделал неожиданное, но по-военному прямое заявление, что минобороны подготовит альтернативную программу: "Мы постараемся предложить что-то новенькое". Много времени для этого, как оказалось, не нужно — по словам генерала, до 15 мая "'ученые мужи' подготовят свои соображения". 24 мая министр пообещал представить документ натовским коллегам в Брюсселе (уже после одобрения Ельциным). И если в пятницу кто-то думал, что Грачев выражает личную точку зрения, то уже в субботу оснований для такой оценки стало меньше — после того, как ту же мысль высказал своим тихим, но не менее твердым, чем у генерала, голосом Козырев. А уж когда на митинге на Поклонной горе Ельцин, как всегда безапелляционно, потребовал от Запада разговаривать с Россией на "Вы", исчезли последние сомнения.
Идея альтернативной программы отнюдь не нова, но, пожалуй, впервые она сформулирована четко — и не оппозицией, а власть предержащими. До сих пор только Козырев несколько раз предлагал создать некую систему коллективной безопасности, где НАТО отводилась бы роль инструмента. Костяк ее глава МИДа видел в Совете Североатлантического сотрудничества — трансформированном в самостоятельную, но тесно взаимодействующую с СБСЕ структуру. Та же идея в интерпретации Грачева превратилась в некую концепцию евразийского единства: по его мнению, Россия, в силу своего геополитического положения, могла бы сыграть главную объединяющую роль в создании структуры коллективной безопасности Евразии. Отметив с беспокойством, что страны НАТО все усиливают влияние в Европе, военный министр высказался за то, чтобы "никакие структуры не подменяли собой функции СБСЕ". То есть — не отодвигали Москву на второй план при решении ключевых проблем современного мира.
Новый поворот в политике Москвы Запад воспринял на удивление спокойно: то ли желая посодействовать Ельцину в его нелегком деле собирания под своей дланью строптивых умов российских, то ли руководствуясь вековечным принципом "чем бы дитя не тешилось...". По обе стороны Атлантики не наблюдалось почти никакой реакции. А канцлер Коль как мог успокаивал "старинного друга", с которым на Байкале и рыбку ловил, и в баньке парился: никто, мол, унижать Россию и в уме не держит, и в "семерку" вас примем (не забыв добавить — через год), и войска — проводим по рангу великой державы.
Последняя проблема чуть было не омрачила дружбу двух государственных мужей: невесть откуда поползли слухи, что последний парад победителей пройдет не в Берлине, а в "заштатном" (по российским меркам) Веймаре. Возможно, Бонн решили бросить "пробный шар", дабы выяснить, в каких тонах с Москвой говорить можно. Убедившись, что свысока нельзя — отыграли назад (тем более, что недавно Бонну пришлось пережить нечто сходное — на торжества в связи с пятидесятилетием высадки союзников во Франции Коля вообще не позвали). И хотя еще до визита стало ясно, что российские войска уйдут именно из Берлина, известие об этом российские СМИ преподнесли чуть не как победу Ельцина на переговорах с Колем — знай, мол, наших!
Правда, на жест доброй воли ФРГ достойного ответа у Ельцина как-то не нашлось. А ведь ждали — в форме решения вопроса о реституции. Особенно беспокоились немцы о судьбе так называемой "Балдинской коллекции" (триста шестьдесят четыре полотна из Бременской галереи, которые вывез из поверженной Германии офицер Красной Армии Виктор Балдин) и пяти тысяч томов знаменитой Готской библиотеки, также затерявшихся на российских просторах. Судя по всему, отдавать их Москва не спешит. Борис Николаевич на пресс-конференции сокрушался: "Один полковник уворовал четверть библиотеки и увез в Россию. Ну что тут можно сказать, ежели такая репарация?". Объяснял: вопрос-де сложный, а "комиссия очень плохо работает"-- всего одно заседание за год провела. Но ободрил: в июне будет второе. Государство же вмешиваться в дела комиссии не будет. Видимо, придется немцам уповать лишь на