В Королевской академии (London, Royal Academy) открылась выставка "Гойя. Правда и фантазия, небольшие картины" (Goya, Truth and Fantasy, The Small Paintings). На ней собраны работы маслом малого формата, а также живописные миниатюры на слоновой кости. Далее выставка, как это обычно бывает с крупными международными проектами, переедет в Институт искусств в Чикаго (Art Institute of Chicago), где пробудет с 15 июля по 15 октября. Открытие выставки — и это тоже свойственно мероприятиям такого масштаба — сопровождалось скандалом. Устроителей обвинили в том, что они включили в экспозицию несколько фальшивок, что на самом деле не соответствует действительности.
Гойя принадлежит к великим художникам, которых с легкостью оприходовала масскультура, превратив в общее достояние и общее место. Большую роль в этом сыграл роман Фейхтвангера с его образом страдающего и непонятого художника. Благодаря этому бестселлеру Гойя встал в один ряд с гениями-страдальцами от живописи, такими, как Микеланджело и Ван Гог, воспетые Роменом Ролланом и Ирвином Стоуном. Гойя Фейхтвангера точно укладывается в схему под названием "гений", столь милую сердцу начитанного человека первой половины ХХ века. Гений должен любить, страдать, творить много и судорожно, быть больным, мрачным, немного неопрятным и никем не признанным.
В соответствии с этой схемой наиболее известные произведения Гойи — "Маха одетая" и "Маха обнаженная". Каждый знает,что в виде махи изображена родственница того знаменитого герцога, что давил и резал славный народ Тиля Уленшпигеля, что звали ее — герцогиня Альба, что она была экстравагантна и красива и что Гойя изобразил ее сначала в простонародном костюме, а потом вообще без всякого. Согласно этой же схеме у Гойи было много портретов красавиц и уродин, но и в том и в другом случае он срывал все и всяческие маски, как, впрочем, и в серии "Капричос", творении гениального безумца, предвосхитившего сюрреализм. "Капричос" Гойи принадлежат к таким же хитам, как "Махи", но миф, связанный с этой серией офортов, лишен сентиментального очарования, присущего любовной истории художника и герцогини.
Гойя, казалось бы забытый после смерти, был вскоре открыт французскими романтиками Делакруа и Готье. Затем его воспел Шарль Бодлер, крестный отец эстетики ХХ века. Творец "Цветов зла" утверждал, что "главное достоинство Гойи состоит в том, что его фантастические монстры абсолютно убедительны". Наш век постоянно занимался и занимается созданием убедительных монстров, и найти прецедент этого производства на два столетия раньше всегда приятно. И Гойя оказался родственником Босха и Дали и, соответственно, одним из самых изучаемых, печатаемых и пропагандируемых художников. Популярность Гойи привела к тому, что его творчество, казалось бы, досконально изучено, и на всех языках мира о нем бесконечно выходят гигантские монографии.
Как это обычно бывает, широкая популярность оказывается слишком широкой для тех, кто хочет себя считать "немногими". Эстеты стали упрекать Гойю в том, что он не очень ровный художник и что миф о его гениальности несколько преувеличен. Рассуждения о неровности Гойи как живописца имеют под собой определенную основу, так как его популярность, начавшаяся еще с эпохи романтизма, вызвала целый поток фальшивок и имитаций, часто выдаваемых за подлинники. По утверждению куратора выставки Жюльет Вильсон-Баро, одной из ее целей было постараться очистить наследие Гойи от этого мусора и доказать, что испанский художник всегда был "великим профессионалом".
Для того, чтобы добиться этой цели, тема выставки выбрана необычайно удачно. Серии небольших кабинетных картин Гойи очень плохо известны широкой публике. Они редко воспроизводились в альбомах, посвященных художнику, и часто воспринимались как эскизы к большим произведениям.
На самом деле эти серии маленьких работ маслом (размер их примерно 30х40 см) составлены из абсолютно самостоятельных произведений и продолжают традицию так называемых кабинетных картин, зародившуюся в XVII веке. Кабинетные картины предназначались для просвещенных любителей, которые вешали их не в галереях своих дворцов для декорации пышных приемов и рекламы тонкого вкуса владельцев, а в закрытых покоях, где собиралось ограниченное количество самых близких друзей. Эти небольшие картины все время находились перед глазами владельца, когда он занимался духовной деятельностью или имитацией таковой.
Собранные в одном месте, эти работы приводят зрителя буквально в состояние шока. Тематика небольших шедевров Гойи, хотя и разнообразна, но весьма определенна. Это — сумасшедшие дома, тюрьмы, пытки, войны, шабаши, сцены убийств и даже каннибализма. Один из самых невинных сюжетов — парное изображение старой дуэньи, которую схватили за подол двое малюток-пажей с явным намерением расквасить ей нос, и той же дуэньи, отшатывающейся от своей прелестной подопечной, как от дьявола. Эти картины решены в острой гротескной манере и рождают ощущение издевательства не только над условностями социального регламента, но и над священной условностью возрастных взаимоотношений.
В нашем сознании бытует определенное, вполне мифологическое представление о вкусе конца XVIII — начала XIX века, и многие с удивлением обнаружат, что в Испании этого времени аристократы, бывшие заказчиками Гойи, украшали свои кабинеты картинами, которые на наш взгляд словно позаимствованы из квартиры какого-нибудь современного философа-экзистенциалиста. Наличие этих серий свидетельствует о том, насколько несовершенно наше знание атмосферы так называемого испанского Просвещения, зародившегося в узком кругу либерально настроенных политиков, писателей и ученых, к которому принадлежал и Гойя. Полное торжество зла и безумия в работах испанского художника сравнимо лишь с фантазиями маркиза де Сада, писателя, рожденного все тем же Просвещением — эпохой обожествления самого жесткого и бескомпромиссного рационализма под вполне невинной сенью разумного-доброго-вечного.
Выставка "Правда и фантазия" замечательна тем, что показывает вдоль и поперек изученное творчество художника с совершенно незнакомой стороны. Конечно, в создателе "Капричос" можно было подозревать некоторые странности, но столь откровенная близость к эстетике экспрессионизма в живописи XVIII века все-таки поражает. Справедливо, что авторы каталога получили приз в $10 тыс. от французской Ассоциации поддержки и распространения искусства, так как открыть в творчестве Гойи новые черты, пожалуй, столь же невероятно, как найти белые грибы у памятника Пушкину.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ