Чеховский фестиваль вечер за вечером балует московскую публику постановками Робера Лепажа. На его мюзикле "Busker's Opera" побывала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
Режиссер, сценограф, сценарист, постановщик музыкальных шоу и автор фильмов, Робер Лепаж — один из самых дорогостоящих гастролеров. Однако Чеховский фестиваль решился привести в Москву не один, не два, а четыре спектакля этого театрального гуру, руководителя квебекской труппы Ex machina. Когда смотришь их подряд, вечер за вечером, понимаешь, что критики не зря сравнивают господина Лепажа с титанами Возрождения. Что касается театральных жанров — он, похоже, владеет всеми.
Неизбывное одиночество и нелепость современного мироустройства в "Busker`s Opera" доводится до абсолютного предела. Вернее, до раскованного, виртуозного беспредела, в котором умение Лепажа монтировать звуки клавесина с грохотом современной дискотеки, а сюжет "Трехгрошовой оперы" Бертольта Брехта и барочной "Оперы нищих" Джона Гея и Кристофа Пепуша — с реалиями американского шоу-бизнеса, превращается в едкую сатиру не только на шоу-бизнес, но и на всю обывательскую политкорректность и псевдодемократию.
Сцена напоминает эстраду перед рок-концертом. Слева на небольшом возвышении сидят музыканты. Их солист Мэкхит оказывается главарем уличной джаз-банды, она же рок-группа, все соки из которой выжимает продюсер Питчем. Ближе к авансцене стоят ширмы, превращающиеся в лондонские телефонные кабинки, в будуар юной Полли Питчем или в стены, скрывающие обитательниц борделя — главную слабость Мэкхита. Плазменная панель, почти порхающая по сцене, показывает то вытаращенный от страсти человеческий глаз, то рыдающую Полли (Мэкхит бежит от нее в Нью-Йорк), то бегущую строку перевода.
Одной из самых смешных сцен становится дуэт ревнивиц — кроме Полли на Мэкхита, оказывается, имеет виды отчаянно беременная арабка Люси, дочь самого губернатора Нью-Йорка. По мере того, как соперницы заходятся в музыкальной перебранке, текст на экране потихоньку ужесточается, а под конец экран испещряют то арабская вязь — поток брани Люси, то иврит Полли, воинственно отплясывающей под хасидскую гармошку.
Преследования обеих дам не сулят Мэкхиту добра. Из нью-йоркской тюрьмы он бежит в Луизиану, но толпа соблазненных и их родных во главе с мафиозным папашей-губернатором настигает его и там. Полицейские Нового Орлеана носят колпаки Ку-клукс-клана, на улице цветет разбой и торговля змеиным ядом, а кандидат в губернаторы штата Луизиана обращается к избирателям с речью, обличающей геев и лесбиянок... Эта лихая предвыборная агитация — самый длинный речевой монолог спектакля, остальной текст (его авторы Кевин Маккой и сам Робер Лепаж) не проговаривается, а смачно протанцовывается и роскошно пропевается. Нежная барочная ария и лиричный полумрак вмиг оборачиваются изуверским грохотом рока и клубами дыма, и порой чувствуется, что сам господин Лепаж откровенно упивается своим умением сочетать все со всем. Далеко от своего замысла он, однако, не уходит.
Конец истории вполне соответствует духу гуманной американской демократии: незадачливый донжуан сидит в камере смертников. Герои, хлопоча и припевая, как гномы в диснеевской "Белоснежке", кормят Мэкхита прощальным ужином, а потом, когда его кардиограмма на плазменной панели вытягивается в прямую линию, вся пестрая шайка, выстроившись на авансцене, уверяет зрителей в счастливом финале.
Увериться же в том, что режиссерские возможности господина Лепажа почти безграничны, можно в ближайшие дни. Под занавес Чеховского фестиваля нас ждет его главный хит — "Трилогия драконов", легендарная сага, повествующая о трех поколениях канадской семьи, в которой временные пласты — от 30-х до 80-х годов прошлого века — перемешаны так же, как английский язык с французским, китайский — с японским, а Восток — с Западом.