премьера театр
Петербургский Малый драматический театр — Театр Европы показал премьеру спектакля "Варшавская мелодия" по пьесе Леонида Зорина. Постановка, сделанная под руководством Льва Додина,— дипломный спектакль двух его учеников. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Новый спектакль Малого драматического театра вырос, можно сказать, из польского акцента. Одна из студенток нынешней мастерской Льва Додина в Петербургской театральной академии — из Польши. Русский язык будущая актриса изучала прилежно, но легкий акцент все равно оставался. Поскольку Уршула Магдалена Малка на курсе была на хорошем счету, ее дипломную роль хотели сделать значительной. Стали искать материал, где польский акцент главной героини был бы не странностью, а необходимостью, и вспомнили некогда знаменитую "Варшавскую мелодию", пьесу хорошего советского драматурга Леонида Зорина, написанную еще в середине 1960-х годов. Репетировали поначалу осторожно (работу начинал режиссер-студент Сергей Щипицын): непонятно было, не прозвучит ли пьеса анахронизмом. Когда Лев Додин понял, что "Варшавская мелодия" очень даже звучит и сегодня, он превратил студенческий опыт в спектакль и включил его в репертуар Малого драматического театра — Театра Европы.
Спектакль, разумеется, камерный, ведь в пьесе всего два персонажа — он и она. 1946 год, послевоенная Москва, в которой по воле случая встречаются Виктор и полька Гелена. Он только что с фронта, учится на винодела, она студентка консерватории, собирается стать певицей. Живые, остроумные диалоги — и вот она, любовь, трогательные объяснения, планы на будущее. Которым не суждено сбыться из-за свалившегося как снег на голову героев сталинского указа о запрете на брак с иностранцами. Герои встречаются через десять лет в Варшаве, когда у каждого уже есть семья, но, кажется, еще можно что-то изменить. И потом еще через десять лет в Москве, когда никаких семей уже нет, но и менять что-либо уже поздно.
У "Варшавской мелодии" было немало весьма именитых исполнителей. Пожалуй, самые известные из них (не в последнюю очередь благодаря популярной телеверсии) — Юлия Борисова и Михаил Ульянов в Театре имени Вахтангова. И так уж получилось, что пьесу Зорина обычно играли актеры, которые были старше, чем их герои в последней сцене. Все-таки это были главные роли, они и доставались народным артистам. Наверное, еще и поэтому, а не из-за боязни цензуры финалы часто оказывались лирически-смазанными — с возрастом все труднее и труднее проецировать на себя печальные обстоятельства. Так что печаль "Варшавской мелодии" всегда оказывалась светла: да, сталинский указ был ужасен, да, грустно, что молодые люди должны были расстаться, но жизнь, как говорится, продолжается. Его — в нашей солнечной стране. Ее — в братской Польше.
В спектакле Льва Додина, как всегда, взыскательно-строгого и к обществу, и к каждому отдельному человеку, она не продолжается. Нет, конечно, герои не вешаются и не стреляются. Хотя, кстати говоря, так и ждешь, что в руках у Виктора должен появиться какой-нибудь пистолет. Слишком уж безысходной оказывается его последняя московская встреча с Геленой. Даже вспоминается финал "Чайки" — Костя Треплев и Нина Заречная,— наверное, потому что актеры все-таки молоды и никаких средств для внешнего старения не применяют. Но внутренние перемены разительны, ведь разрушена не просто любовь, разрушенными оказываются две человеческие личности.
К Виктору, конечно, счет больше: это он "ничего не придумал" той зимой 1947 года, это он испугался уйти с Геленой в варшавскую ночь и дисциплинированно пошел спать в гостиницу и это он теперь, в середине 1960-х, озабоченно водрузив на нос очки, с облегчением рвет бумажку, на которой Гелена написала номер своей гостиничной комнаты. Да, к нему счет больше. Но вот и она стала какой-то раздраженной, капризной гастролершей — куда только делась ироничная и не по-нашему элегантная девушка из послевоенной московской зимы. Уршула Магдалена Малка и Данила Козловский отлично справились с поставленными перед ними задачами. Они и саму лирическую историю играют точно и трепетно, погружаются в нее с чувством и темпераментом, но и "большой круг" каким-то образом умудряются не потерять: все время чувствуешь, что смотрят на своих героев они все-таки с расстояния, из перспективы нашего времени, многое в этой истории прояснившего и обострившего.
Время в спектакле Льва Додина — широкая белая полоса, свисающая из-под колосников и покрывающая собой всю сцену. На ее фоне художник Алексей Порай-Кошиц (как написано в программке, с использованием идеи Давида Боровского) составил из обычных театральных штанкет нотную строку, на которой, точно ноты, примостились раскрытые нотные тетради. На сцене еще и пюпитры расставлены с партитурами. По нотным линейкам герои гуляют как по Москве — люди-ноты, стремящиеся сыграть мелодию своей жизни. А одна из штанкет дважды увозит Гелену в небеса и дважды потом ненадолго возвращает Виктору.
Так вот ближе к концу спектакля белая дорога жизни приходит в движение, натягивается и рушит всю музыкальную сценическую композицию, сваливая в одну кучу пюпитры, ноты, стулья, одежду героев. По сути, делает из знаков надежды и любви простую кучу некрасивого хлама. Так когда-то в додинском "Чевенгуре" ссыпалась со вставшего дыбом планшета сцены земля, перемешанная с одеждой ушедших под воду людей. Но вся "Варшавская мелодия" рифмуется с другим спектаклем Льва Додина — с недавней "Жизнью и судьбой", где с трагической беспощадностью были поставлены вопросы об ответственности человека за себя в безысходных исторических обстоятельствах. В сущности, и здесь, в пьесе Леонида Зорина, Лев Додин задает те же вопросы. Так что завершающая сезон МДТ "Варшавская мелодия" прозвучала как лирический постскриптум к эпопее по роману Василия Гроссмана.