Событие недели — "Кармен" (Carmen, 1983) испанского классика Карлоса Сауры, дебютировавшего в режиссуре полвека тому назад (16 июня, Первый канал, 3.00, ****). Уже много лет он чередует фильмы с традиционной драматургией и почти что фильмы-концерты. "Кармен" — самый виртуозный из них. Балетмейстер Антонио, репетирующий "Кармен", оказывается в ловушке любви к танцовщице Лауре: кровавая коллизия оперы повторяется в его жизни. И одновременно это бенефис великого Антонио Гадеса, сыгравшего Антонио. Понять, где кончается репетиция и начинается жизнь, получается далеко не сразу. Думаешь, что Антонио показывает Лауре новые па, а это они, оказывается, в любви объясняются. Думаешь, что Антонио вступил в поединок с партнером по карточному столу, уличенным в шулерстве, а это, напротив, репетиция эпизода поединка. Гадеса можно упрекнуть в самолюбовании: если его партнеры по фильму самозабвенно танцуют, то он всегда позирует. Но все эти упреки были бы актуальны, не будь Саура и Гадес испанцами. А в испанском кино всегда есть некий добавочный элемент, который можно условно назвать национальным характером, — он микширует излишний пафос, позерство, выспренность. Рон Ховард, режиссер, способный как на лучшее ("Игры разума"), так и на худшее ("Код да Винчи"), в "Нокдауне" (Cinderella Man, 2005) обращается к эпохе Великой депрессии 1930-х годов (17 июня, Первый канал, 21.50, **). Очень киногеничная эпоха стала предлогом для занудной моралистической истории, вернее, жития боксера Джеймса Брэддока, чемпиона конца 1920-х, безнадежно, казалось бы, деградировавшего за считанные годы. Он то вкалывает грузчиком, то побирается у бывших поклонников, а попытка вернуться на ринг завершается травмой правой руки, после которой о спорте нечего и мечтать. Все это хождение по мукам тянется так долго, что зрителям становится безразлично, случится ли чудо, вернет ли Брэддок статус чемпиона: ну конечно же вернет неизвестным науке способом. Зато Стивен Спилберг и Дэвид Мэмет небезуспешно осваивают приемы социальной, демократической комедии 1930-х годов. В "Терминале" (The Terminal, 2004) Спилберга надолго застревает в аэропорту имени Кеннеди некто Виктор Наворский: пока он летел через океан, его европейская родина Кракозия распалась и погрузилась в гражданскую войну (15 июня, Первый канал, 22.30, ***). Несмотря на колоссальные декорации и сотни статистов, для Спилберга "Терминал" — почти камерный фильм, без динозавров и летающих тарелок. Покинуть терминал Виктор мог бы, попросив политического убежища, но категорически отказывается это сделать, поэтому он вдвойне подозрителен для бюрократов. На помощь ему приходит неунывающий интернационал обслуги аэропорта, слегка напоминающий обитателей парижского метро из "Подземки" (1984) Люка Бессона. Пролетарская солидарность и любовь прекрасной стюардессы не дают герою скучать в его странном заточении. В фильме Мэмета "Все меняется" (Things Change, 1988) старого чистильщика сапог из Чикаго принимают за мафиозную шишку (17 июня, Первый канал, 0.30, ***). Дело в том, что он согласился за деньги взять на себя убийство и отсидеть три года в тюрьме. А чтобы скрасить время, оставшееся до отсидки, гангстер Джино, надзирающий за стариком, вывозит его на каникулы в шикарный отель. Там герой сдружился с местным паханом, который в роковой момент, когда старика решают ликвидировать, приходит к нему на помощь, как и растроганный Джино. Понятно, что и Спилберг, и Мэмет рассказывают сказки, но именно поэтому счастливые развязки органичны, в отличие от хеппи-энда из "Нокдауна", который Ховард пытается выдать за реалистическое кино.
Телекино с Михаилом Трофименковым
Событие недели — "Кармен" (Carmen, 1983) испанского классика Карлоса Сауры, дебютировавшего в режиссуре полвека тому назад (16 июня, Первый канал, 3.00, ****). Уже много лет он чередует фильмы с традиционной драматургией и почти что фильмы-концерты. "Кармен" — самый виртуозный из них. Балетмейстер Антонио, репетирующий "Кармен", оказывается в ловушке любви к танцовщице Лауре: кровавая коллизия оперы повторяется в его жизни. И одновременно это бенефис великого Антонио Гадеса, сыгравшего Антонио. Понять, где кончается репетиция и начинается жизнь, получается далеко не сразу. Думаешь, что Антонио показывает Лауре новые па, а это они, оказывается, в любви объясняются. Думаешь, что Антонио вступил в поединок с партнером по карточному столу, уличенным в шулерстве, а это, напротив, репетиция эпизода поединка. Гадеса можно упрекнуть в самолюбовании: если его партнеры по фильму самозабвенно танцуют, то он всегда позирует. Но все эти упреки были бы актуальны, не будь Саура и Гадес испанцами. А в испанском кино всегда есть некий добавочный элемент, который можно условно назвать национальным характером, — он микширует излишний пафос, позерство, выспренность. Рон Ховард, режиссер, способный как на лучшее ("Игры разума"), так и на худшее ("Код да Винчи"), в "Нокдауне" (Cinderella Man, 2005) обращается к эпохе Великой депрессии 1930-х годов (17 июня, Первый канал, 21.50, **). Очень киногеничная эпоха стала предлогом для занудной моралистической истории, вернее, жития боксера Джеймса Брэддока, чемпиона конца 1920-х, безнадежно, казалось бы, деградировавшего за считанные годы. Он то вкалывает грузчиком, то побирается у бывших поклонников, а попытка вернуться на ринг завершается травмой правой руки, после которой о спорте нечего и мечтать. Все это хождение по мукам тянется так долго, что зрителям становится безразлично, случится ли чудо, вернет ли Брэддок статус чемпиона: ну конечно же вернет неизвестным науке способом. Зато Стивен Спилберг и Дэвид Мэмет небезуспешно осваивают приемы социальной, демократической комедии 1930-х годов. В "Терминале" (The Terminal, 2004) Спилберга надолго застревает в аэропорту имени Кеннеди некто Виктор Наворский: пока он летел через океан, его европейская родина Кракозия распалась и погрузилась в гражданскую войну (15 июня, Первый канал, 22.30, ***). Несмотря на колоссальные декорации и сотни статистов, для Спилберга "Терминал" — почти камерный фильм, без динозавров и летающих тарелок. Покинуть терминал Виктор мог бы, попросив политического убежища, но категорически отказывается это сделать, поэтому он вдвойне подозрителен для бюрократов. На помощь ему приходит неунывающий интернационал обслуги аэропорта, слегка напоминающий обитателей парижского метро из "Подземки" (1984) Люка Бессона. Пролетарская солидарность и любовь прекрасной стюардессы не дают герою скучать в его странном заточении. В фильме Мэмета "Все меняется" (Things Change, 1988) старого чистильщика сапог из Чикаго принимают за мафиозную шишку (17 июня, Первый канал, 0.30, ***). Дело в том, что он согласился за деньги взять на себя убийство и отсидеть три года в тюрьме. А чтобы скрасить время, оставшееся до отсидки, гангстер Джино, надзирающий за стариком, вывозит его на каникулы в шикарный отель. Там герой сдружился с местным паханом, который в роковой момент, когда старика решают ликвидировать, приходит к нему на помощь, как и растроганный Джино. Понятно, что и Спилберг, и Мэмет рассказывают сказки, но именно поэтому счастливые развязки органичны, в отличие от хеппи-энда из "Нокдауна", который Ховард пытается выдать за реалистическое кино.