Событие недели — "Кармен" (Carmen, 1983) испанского классика Карлоса Сауры, дебютировавшего в режиссуре полвека тому назад (16 июня,"Первый канал", 3.00 ****). Уже много лет он чередует фильмы с традиционной драматургией и почти что фильмы-концерты. "Кармен" — самый виртуозный из них. Балетмейстер Антонио, репетирующий "Кармен", оказывается в ловушке любви к танцовщице Лауре: кровавая коллизия оперы повторяется в его жизни. И одновременно это бенефис великого Антонио Гадеса, сыгравшего Антонио. Понять, где кончается репетиция и начинается жизнь, получается далеко не сразу. Думаешь, что Антонио показывает Лауре новые па, а это они, оказывается, в любви объясняются. Думаешь, что Антонио вступил в поединок с партнером по карточному столу, уличенному в шулерстве, а это, напротив, репетиция эпизода поединка. Гадеса можно упрекнуть в самолюбовании: если его партнеры по фильму самозабвенно танцуют, то он всегда позирует. Но все эти упреки были бы актуальны, не будь Саура и Гадес испанцами. А в испанском кино всегда есть некий прибавочный элемент, который можно условно назвать национальным характером: он микширует излишний пафос, позерство, выспренность. Рон Ховард, режиссер, способный как на лучшее ("Игры разума"), так и на худшее ("Код да Винчи"), в "Нокдауне" (Cinderella Man, 2005) обращается к эпохе великой депрессии 1930-х годов (17 июня, "Первый канал", 21.50 **). Очень киногеничная эпоха стала предлогом для занудной, моралистической истории, вернее жития, боксера Джеймса Брэддока, чемпиона конца 1920-х, безнадежно, казалось бы, деградировавшего за считанные годы. Он то вкалывает грузчиком, то побирается у бывших поклонников, а попытка вернуться на ринг завершается травмой правой руки, после которой о спорте нечего и мечтать. Все это хождение по мукам тянется так долго, что зрителям становится безразлично, случится ли чудо, вернет ли Брэддок статус чемпиона; ну конечно же, вернет неизвестным науке способом. Зато Стивен Спилберг и Дэвид Мэмет небезуспешно осваивают приемы социальной, демократической комедии 1930-х годов. В "Терминале" (The Terminal, 2004) Спилберга надолго застревает в аэропорту имени Кеннеди некто Виктор Наворский: пока он летел через океан, его европейская родина Кракозия распалась и погрузилась в гражданскую войну (15 июня, "Первый канал", 22.30 ***). Несмотря на колоссальные декорации и сотни статистов, для Спилберга "Терминал" — почти камерный фильм: без динозавров и летающих тарелок. Покинуть терминал Виктор мог бы, попросив политическое убежище, но категорически отказывается это сделать: поэтому он вдвойне подозрителен для бюрократов. На помощь ему приходит неунывающий интернационал обслуги аэропорта, слегка напоминающий обитателей парижского метро из "Подземки" (1984) Люка Бессона. Пролетарская солидарность и любовь прекрасной стюардессы не дают ему скучать в его странном заточении. В фильме Мэмета "Все меняется" (Things Change, 1988) старого чистильщика сапог из Чикаго принимают за мафиозную шишку (17 июня, "Первый канал", 00.30 ***). Дело в том, что он согласился за деньги взять на себя убийство и отсидеть три года в тюрьме. А чтобы скрасить время, оставшееся до отсидки, гангстер Джино, надзирающий за стариком, вывозит его на каникулы в шикарный отель. Там он сдружился с местным паханом, который в роковой момент, когда старика решают ликвидировать, приходит тому на помощь, как и растроганный Джино. Понятно, что и Спилберг, и Мэмет рассказывают сказки, но именно поэтому счастливые развязки органичны, в отличие от хэппи-энда из "Нокдауна", который Ховард пытается выдать за реалистическое кино.