фестиваль опера
18 июня в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко в рамках Чеховского фестиваля состоится премьера практически неизвестной в нашей стране оперы Клода Дебюсси "Пеллеас и Мелизанда", написанной в 1902 году по пьесе Мориса Метерлинка и являющейся одним из ключевых произведений ХХ века. Спектакль ставит Оливье Пи — французский театральный и оперный режиссер, актер, драматург, глава парижского театра "Одеон". Перед премьерой с ОЛИВЬЕ ПИ поговорила ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
— Вы в своей работе над спектаклем руководствуетесь Метерлинком или Дебюсси?
— Я думаю, чтобы поставить эту оперу, главное, знать "Тристана и Изольду" Вагнера. На Дебюсси оказало огромное влияние эта опера. Работая над своим "Пеллеасом", он думал только об этом. И можно даже предположить, что он выбрал эту историю, потому что она похожа на историю Тристана и Изольды. Действие происходит в Средние века, любовный треугольник. Это как калька "Тристана". С музыкальной точки зрения он пытался придумать что-то совершенно иное. Но сегодня мы тоже находим много точек соприкосновения: как и у Вагнера, нет арий, а есть то, что Вагнер называл "бесконечной мелодией". То же раскрашивание музыки, нахождение ее цвета. Это неясный, расплывчатый мир, который близок сновидению.
— В чем все-таки, по-вашему, принципиальная разница между этими операми?
— У Вагнера любовь — это духовный, мистический опыт. Любовники бросаются в объятия смерти, потому что они понимают смысл человечества. У Вагнера есть определенная экзальтация, которой у Дебюсси и Метерлинка нет. У них — мы ничего не знаем, ничего не понимаем, мы знаем все меньше и меньше, мы слепцы. И сексуальное желание только добавляет этой слепоты и непонимания. Мелизанда больше похожа на Лулу из оперы Берга, чем на Изольду Вагнера. Ночь Вагнера — это романтическая ночь, ночь преображений и откровений. А у Метерлинка это мрак, ночь без звезд. Именно поэтому Метерлинка вновь сейчас открывают, после нескольких десятилетий забвения.
— Кто из трех главных героев — Пеллеас, Мелизанда или ее страдающий от ревности муж Голо — вам интереснее?
— Никто или все. Ну, наверное, это произведение написано больше с точки зрения Голо, который страдает от непонимания. И поэтому мы все к нему ближе. Этим опера, кстати, отличается от пьесы Метерлинка. Если пьеса написана про Пеллеаса и Мелизанду, то опера — про трагедию Голо.
— Как вам работается в Москве?
— Технически — очень сложно. Спектакль амбициозный, сложная сценография, свет. И мне кажется, что технические службы театра не привыкли работать так, как нам бы хотелось. Что касается творческой части, то я очень доволен русскими певцами.
— Ну, трое главных ведь приехали с вами, и местных певцов в спектакле всего четверо. А чья была идея взять сопрано вместо мальчикового дисканта на роль Иньольда, маленького сына Голо?
— Я колебался. Я бы предпочел, конечно, мальчишку. Но для этого нужно найти гениального мальчика. А это очень сложно. Практически никогда не находят.
— То, что вы недавно и очень успешно поставили "Тристана" в Женевской опере, вам помогает или мешает?
— Помогает.
— Куда, как вам кажется, сейчас движется оперная режиссура?
— Общего движения нет. Может, в этом отличие от предыдущего периода. Есть очень разные художественные предложения. Мне кажется, сейчас большая энергия циркулирует в европейских оперных постановках. Много новых форм. Есть и ошибки, и тупиковые пути. На мой взгляд, главных ошибок две: когда пытаются что-то поменять в произведении и когда действие переносят в современный мир. И думают, что это перенесение отвечает на все вопросы. А мне кажется, что таким образом не только не отвечают на вопросы, а, наоборот, их снимают. Я сам не люблю современную эстетику, но также ненавижу восстановление исторических стилей. Поэтому я стараюсь найти какой-то путь абстракции, который снимает временную привязку. Уже десять лет критика ко мне предъявляет претензии. Потому что у них есть очень четкие рамки: если работаешь с кедами и джинсами — это очень хорошо, если старинный костюм — это старо. А мне кажется, должно быть гораздо больше нюансов.