Вышла в свет книга стихов Валентина Соколова "Глоток озона". Автор не дождался ее выхода. Эта во многих отношениях уникальная книга имела столь же необычный путь к читателю. Достаточно сказать, что в ее издании принимали участие сразу пять организаций: альманах "Весы", литературное агентство "Лира", журнал "Москва", датское отделении Amnesty International и АО "Дом Ростовых".
"Стенами, станами, стонами/ стану я смещенным в сторону", — пишет Валентин Соколов. "Смещенность в сторону" — это три с половиной десятилетия заточения. Смещение в "страну бессонного" — так называет поэт свое путешествие по кругам тюремного ада. У автора этой сложной интуитивной лирики никогда не было кабинета и письменного стола. Многие стихи записаны по памяти друзьями, другие собирались по крохам, находясь в разрозненных черновиках. Теперь трудно установить, что в графический образ стихов привнесла их лагерная и странническая судьба, а что было предусмотрено самим автором. Так или иначе стихи выглядят необычно, даже причудливо: вместо привычных ровных столбцов — нагромождение знаков, на первый взгляд почти хаотическое. Это — не формальная вычурность, а свобода передачи поэтической интонации. Нет и концевых рифм. Строки зарифмованы "изнутри", поскольку поэтическая речь построена на ассонансах. Наконец, нет строгого размера, стихотворения держатся внутренним ритмом, опираясь на него в большей степени, чем на привычную метрику. Но назвать этот раскаленный поток эмоциональной поэтической речи верлибром язык не поворачивается. Эта словесная лава явно не есть "вольный стих", которому в российской интерпретации жанра свойственны умозрительность и эмоциональная ходульность.
Критики и комментаторы, не сговариваясь, начинают свои изъяснения с причитаний по поводу "нелегкой судьбы поэта". Конечно, это общее место, ибо, по выражению Игоря Холина, "поэт — сосуд, из которого пьют; судьба сосуда обычно — трагична". Сам Соколов, однако, скорее гордился переносимыми невзгодами, был своим в перевернутом мире тюрьмы, скрупулезно знал и выполнял законы воровского мира, был своего рода "патриотом" зоны, ее певцом и летописцем, а кличку "Зэка" носил гордо, как красивый псевдоним. Так и подписывал стихи: Валентин З/К. Он и умер двенадцать лет назад пятидесяти пяти лет в тюремной психбольнице.
Говоря о завораживающей стихотворной свободе Валентина Соколова, невозможно отмахнуться от вполне банального соображения о том, что это — именно "тюремная" свобода, и проживи он свою жизнь среди членов Союза писателей, такой раскованности ему было бы не достигнуть. Специфическая надломленность стиха была внятна именно его соседям по зонам, и здесь он нашел своих почитателей, переписчиков, меценатов и критиков. Особенно высок был уровень ценителей в мордовских лагерях, где Соколова слушали Синявский и Даниэль. По свидетельству очевидцев, авторитет Соколова в зоне был невероятно высок; зона умела ценить своих певцов — в отличии от официоза. В уголовном мире имя Соколова канонизировано. Не знать его стихов там считается "за падло". Теперь этот странный по меркам привычной литературной жизни цветок пророс в большую литературу.
ЛЕВ Ъ-АЛАБИН