Болезни роста
Какая экономика России нужна
В конце апреля Минэкономразвития представило новый макроэкономический прогноз. В базовом (целевом для министерства) прогнозе, в частности в динамике экспорта и импорта, курсе рубля и ценах на нефть, закладывается ожидаемое замедление экономики. Глава Минфина Антон Силуанов в начале мая заявил, что министерство рассчитывает «справиться без принятия неординарных мер в ходе исполнения бюджета» и в 2025 году. На этом фоне в экспертном сообществе вновь разгорелись споры о необходимости стимулирования роста экономики России.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Положение дел в экономике волнует всех: и больших начальников, и средней руки чиновников, и предпринимателей, и рядовых граждан. Это логично, так как в любой стране от развития событий в экономике напрямую зависят как процветание государства и бизнеса, так и благополучие населения. Как следствие, самые разные люди регулярно задают экспертам вопросы о том, что и как надо делать в экономике, чтобы все двигалось в нужном направлении, а ситуация становилась все лучше и лучше.
Однако проблема в том, что на большинство из этих вопросов нет четкого и однозначного ответа. Любое суждение по поводу желательных действий в экономике приходится сопровождать многочисленными оговорками о существующих ограничениях, возможных рисках, потенциальных внешних шоках и так далее. К тому же проверенные прошлыми временами или в других странах рецепты экономической политики довольно часто оказываются бесполезными или даже вредными, когда их предлагается применить здесь и сейчас. Потому что для любых рецептов экономической политики важны условия реализации. А эти условия могут очень сильно различаться в разных странах, в разных исторических эпохах, в разных политических системах и в разных культурных укладах.
Дмитрий Кувалин, заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования
РАН
Дмитрий Кувалин, заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования
РАН
Сюжет о желательных темпах экономического роста в стране тоже, как ни странно, относится к вопросам, на которые нет однозначного ответа. Хотя, казалось бы, в чем тут проблема: чем выше темпы экономического роста, тем лучше. Однако более глубокое погружение в этот сюжет заставляет обратить внимание на целый ряд непростых нюансов. Например, надо определиться с тем, а что, собственно, мы понимаем под экономическим ростом? С помощью какого показателя мы его собираемся измерять? Насколько точен и адекватен будет выбранный показатель? Будет ли экономический рост обеспечивать реальное приращение национального богатства и улучшение международных позиций страны либо сведется к номинальному увеличению выпуска малополезной продукции? На какой период времени нам нужен экономический рост: на ближайшие несколько месяцев или на долгие годы? Кому достанутся плоды экономического роста?
Скажем, в стране может быстро расти выпуск металла, энергоресурсов, станков и прочей первичной материальной продукции, а уровень жизни населения при этом может стагнировать или даже падать. Нужен ли стране такой рост и насколько он будет устойчивым? Ведь через ряд лет все может рухнуть под напором социальных противоречий. И наоборот: можно повышать уровень потребления в стране, резко снизив вложения в развитие реального производства. Но такой тип роста тоже вряд ли будет устойчивым и длительным, поскольку через некоторое время производственные мощности и инфраструктура станут деградировать, доходы от производительной деятельности начнут падать, а кредиторы откажутся давать деньги в долг. Не говоря уже про то, что более промышленно развитые и энергичные соседи могут захотеть что-нибудь отобрать у такой праздной страны, а противопоставить этим поползновениям будет нечего.
Новый прогноз
В конце апреля Минэкономики представило правительству новый экономический макропрогноз на 2026–2028 годы, на основе которого должны формироваться параметры федерального бюджета. В новом прогнозе по сравнению с сентябрьской оценкой значительно снижена среднегодовая цена нефти марки Brent — с $81,7 до $68, а Urals — с $69,7 до $56 за баррель за 2025 год. Повышена оценка среднегодового курса рубля на 2025 год с 96,5 руб./$ до 94,3 руб./$. Снижены и темпы роста инвестиций в 2025 году — с 2,1% до 1,7%.
Инфляция в 2025 году оценивается в 7,6% на конец года, исходя из накопленной динамики конца 2024-го и начала этого года. В апреле предполагалось, что она приблизится к целевому показателю ЦБ, достигнув 4,5%. В министерстве полагают, что искомое ЦБ значение в 4% будет достигнуто в 2026 году.
Оценка роста ВВП в 2025 году по сравнению с сентябрьскими прогнозами сохранилась на уровне 2,5%, что, впрочем, ниже прошлогодних значений — 4,3%. Снижена и оценка роста на 2026 год — с 2,6% до 2,4%. В министерстве пояснили, что экономике «с такой базой расти такими темпами сложно», особенно учитывая продление периода жесткой денежно-кредитной политики ЦБ.
При сохранении исторически низкой безработицы в 2,5% вплоть до 2028 года Минэкономики ожидает довольно высоких темпов роста зарплат и доходов в реальном выражении (в 2025 году — 6,8% и 6,2% против 9,1% и 8,4% в 2024 году).
В сложившейся ситуации Минфин рассчитывает обойтись без неординарных мер при формировании госбюджета, пока не планирует закладывать в планы на 2026–2028 годы изменение цены отсечения нефти, доходы сверх которой пополняют ФНБ. Об этом заявил на брифинге 6 мая глава ведомства Антон Силуанов.
По его словам, дефицит увеличился до уровня прошлого года, а объем расходов — на уровень прироста ненефтегазовых доходов (829 млрд руб.), что соответствует бюджетному правилу.
«Если помните, у нас Фонд национального благосостояния должен был пополняться. За первые три месяца мы увеличили его на сумму более 200 млрд руб. В целом по году рассчитываем на то, что, исходя из прогнозных данных Минэкономики, которые мы приняли за базу в уточнении федерального бюджета, используем средства ФНБ на 447 млрд руб. Никаких дополнительных объемов заимствований или увеличения расходов сверх роста ненефтегазовых доходов не предполагается. А значит, не увеличивается и объем заимствований на рынке»,— сказал Антон Силуанов.
Есть и другие факторы, ставящие под сомнение долгосрочную устойчивость экономического роста и препятствующие реальному увеличению национального богатства. Например, в настоящее время ряд международных организаций настойчиво обращают внимание публики на то, что рост глобального производства сопровождается быстрым увеличением экологических ущербов, чрезмерным потреблением невозобновляемых природных ресурсов, нерешенностью проблемы застойной бедности и неравенства. Отсюда делается вывод о том, что экономические успехи человечества завышены и что для оценки реального роста в мире надо рассчитывать так называемый зеленый ВВП. Считать «зеленый» ВВП можно по-разному, но общий смысл этих оценок таков: из стандартного показателя ВВП вычитается сумма экологических и социальных издержек, сопровождающих процессы производства и потребления. При этом вполне может выясниться, что в рамках концепции зеленого ВВП никакого роста в глобальной социально-экономической системе не наблюдается. Поэтому, если мы хотим понять перспективы человечества на горизонте в несколько десятилетий и тем более столетий, к аргументам сторонников зеленого ВВП надо как минимум прислушаться.
Если рассматривать вопрос о желательных темпах экономического роста применительно к современной России, то здесь мы также столкнемся с двойственностью и неоднозначностью ситуации.
С одной стороны, есть целый ряд серьезных аргументов, подтверждающих необходимость высоких темпов роста для российской экономики.
Во-первых, наша страна долгое время находилась в ловушке низких темпов роста. Достаточно сказать, что в период с 2009 по 2020 год средний темп прироста российского ВВП составлял менее 1% в год. Иными словами, мы развивались значительно медленнее, чем мировая экономика в целом. Это обстоятельство весьма негативно сказалось на наших позициях в глобальной конкурентной борьбе.
В этом месте скептики, конечно, могут задать вопрос: а как же так получилось, что именно в последние годы Россия по величине ВВП, измеренного по паритету покупательной способности, переместилась с шестого на четвертое место в мире? Причем это оценка МВФ, у которого нет никаких причин преувеличивать экономические успехи России. Однако в данном случае ларчик открывается просто: оставленные нами позади экономики Германии и Японии в последнее время росли еще медленнее, чем российская.
Отметим, что особенно плохо низкие темпы экономического роста сказались на динамике доходов российского населения. В период с 2014 по 2017 год реальные доходы граждан нашей страны непрерывно падали, потом два года стагнировали, потом в 2020-м снова упали. Как следствие, несмотря на высокие темпы роста в 2021–2024 годах, уровень доходов населения, достигнутый в 2013-м, был превзойден лишь в прошлом году. Иными словами, основная тяжесть кризисных явлений опять легла на плечи простых граждан.
Во-вторых, в условиях крупномасштабных внешних санкций и внешних военных угроз низкие темпы роста затрудняют поддержание обороноспособности страны на должном уровне либо приводят к тому, что обороноспособность приходится укреплять за счет снижения уровня и качества жизни населения. Таким образом, высокие темпы экономического роста — это необходимое условие, обеспечивающее сильную позицию России в геополитических играх.
В-третьих, стоит помнить, что за годы длительного трансформационного кризиса в нашей экономике накопилось очень много материальных долгов. В изношенном и крайне изношенном состоянии находится значительная часть инфраструктурного хозяйства: аварийное и ветхое жилье, многие коммунальные сети, второстепенные линии электропередачи, трубопроводы, дороги, мосты, плотины и т. д. Неблагополучно обстоят дела в таких ключевых для России отраслях, как микроэлектроника, станкостроение, гражданское авиастроение и т. п. Все эти отрасли необходимо возрождать и приводить в конкурентоспособное состояние. Но приведение в порядок инфраструктуры и возрождение ключевых отраслей потребует огромных дополнительных затрат. Однако единственный реальный источник финансирования этих дополнительных затрат — собственные дополнительные доходы российской экономики, которые появляются в достаточном объеме только при наличии высоких темпов экономического роста. И чем дольше страна застревает в ситуации низких темпов роста, тем больше потом времени и денег приходится тратить на погоню за конкурентами.
С другой стороны, надо помнить, что прямолинейное решение задачи по максимизации темпов экономического роста также таит в себе серьезные риски.
В этой связи уместно вспомнить такую историю. Примерно в 1960 году были произведены комплексные межстрановые сопоставления, целью которых было определить, каков размер экономики СССР по отношению к размеру экономики США. В результате этих исследований было установлено, что экономика СССР — это примерно 55–65% от экономики США. Согласно официальной статистике, в течение следующих 30 лет среднегодовые темпы роста в экономике СССР составляли 5,1%, а в экономике США — 3,2%. Чисто арифметически за эти 30 лет советская экономика при таком раскладе должна была догнать экономику США. Но когда в 1990 году снова были проведены расчеты по прямому сравнению размеров советской и американской экономик, выяснилось, что реальное соотношение равно все тем же 55–65%. Пытаясь разъяснить этот парадокс, аналитики пришли к выводу, что ключевым фактором стало разное качество экономического роста в США и СССР. Если экономический рост в США сопровождался постоянным повышением качества товаров и услуг, регулярным появлением на рынках более совершенных видов продукции, борьбой за минимизацию издержек и т. д., то в позднем СССР массовым явлением стало снижение качества продукции. Дело в том, что, борясь за выполнение количественных плановых показателей в условиях нехватки ресурсов, многие советские предприятия вынуждены были нарушать технологические требования с целью ускорения производства. Таким образом, попытка «догнать и перегнать Америку» за счет лобового наращивания количественных показателей оказалась в целом безрезультатной.
Более того, такой подход в значительной степени поспособствовал усилению структурных диспропорций советской экономики и внес немалый вклад в последующее ее обрушение. Многие, наверное, помнят лозунг о необходимости экономического «ускорения», провозглашенный сразу после прихода к власти в СССР М. С. Горбачева. В тот момент темпы роста советской экономики действительно серьезно просели, и поэтому была предпринята вполне логичная попытка улучшить ситуацию. Но к решению проблемы подошли чисто технократически. На цели «ускорения» были направлены дополнительные ресурсы, порой изъятые из секторов экономики, которые считались второстепенными. При этом никак не были изменены тогдашние порочные механизмы целеполагания, распределения ресурсов и селекции инвестиционных решений. В результате выделенные ресурсы во многом были потрачены зря. Имевшие приоритетный доступ к этим ресурсам министерства инвестировали их в основном в сомнительные ведомственные проекты, следствием чего стал резкий рост объемов незавершенного строительства, а вовсе не прирост выпуска необходимой стране продукции.
Разумеется, современная российская экономика устроена сильно иначе, чем советская. Более того, многие аналитики утверждают, что качество экономического роста у нас сейчас в целом заметно выше, чем в позднесоветский период. В России постоянно растет эффективность использования первичных ресурсов — сырья, энергии, рабочей силы. Во многих случаях реально улучшается качество товаров и услуг. На рынках регулярно появляются новые и при этом пользующиеся спросом продукты, зачастую именно российского или совместного производства. Однако и в нынешних условиях риски, связанные с попытками механического увеличения темпов роста, сохраняются.
В частности, в рамках рыночной экономики в полной мере сохраняется риск неверного выбора приоритетов для инвестирования. Цена этого риска особенно высока, когда речь идет о крупномасштабных вложениях денег из государственного бюджета. Поэтому крайне важно, чтобы итоговые инвестиционные решения в максимальной степени обеспечивали не только количественные, но и качественные приращения в российской экономике.
При этом важно учитывать и коммерческие, и социально-экономические последствия принятых инвестиционных решений. Скажем, затраты на возрождение отечественной микроэлектроники или гражданского авиапрома в течение целого ряда лет будут, очевидно, превышать коммерческую отдачу от функционирования этих отраслей. Однако сопутствующие мультипликативные эффекты, преодоление разрывов в цепочках создания стоимости внутри страны, общее повышение технологического уровня в долгосрочной перспективе должны заметно улучшить положение с качеством экономического роста в России. Если, конечно, замысел по возрождению указанных отраслей будет доведен до конца.
Правильный выбор направлений для прямо финансируемых или субсидируемых государством инвестиций требует существования эффективных процедур и институтов. С одной стороны, эти процедуры и институты должны быть достаточно строгими, чтобы отсекать малообоснованные ведомственные и лоббистские «хотелки». С другой стороны, система по отбору проектов для финансирования должна работать достаточно быстро и не быть чрезмерно забюрократизированной. Кстати, успешные примеры систематической работы по отбору эффективных инвестпроектов для государственного субсидирования в России уже имеются. В частности, высокие оценки неизменно получает деятельность федерального Фонда развития промышленности (ФРП). Так что дальнейшие шаги понятны: увеличивать объемы финансирования, проходящие через бюджеты доказавших свою эффективность государственных институтов, и тиражировать историю их успехов, создавая аналоги для решения сходных задач в других секторах экономики.
Впрочем, правильность выбора мер и институтов по стимулированию экономической активности в частном секторе тоже очень важна. В нашем недавнем прошлом неоднократно случалось так, что дурные попытки простимулировать бизнес и домохозяйства приводили то к выплескиванию свободных денег на валютный рынок и обвальному падению курса рубля, то к надуванию «пузырей» на потребительских рынках и быстрому росту цен, а то и вовсе к масштабной утечке капитала из России с соответствующей потерей ресурсов для роста.
И, наконец, говоря о темпах экономического роста в нашей стране, невозможно обойти вопрос о размере ключевой ставки Банка России. Нынешняя величина этой ставки, безусловно, замедляет экономический рост. Сам Банк России этого не отрицает, выдвигая тезис о необходимости «мягкой посадки» российской экономики. Однако, честно говоря, этот тезис выглядит столь же технократическим и бессодержательным, как и противоположный тезис о необходимости увеличения темпов роста любой ценой. Что нам даст запретительная ставка по кредитам кроме предполагаемого снижения номинальной инфляции? Как предотвратить отток инвестиционных денег из реального сектора на депозиты в банках (а такой отток снижает модернизационную активность и, соответственно, качество роста)? Что случится с потенциально эффективными инвестиционными проектами, рентабельность которых ниже величины ключевой ставки (а таких проектов подавляющее большинство)? Доживут ли эти проекты до обещанного в достаточно отдаленном будущем снижения кредитных ставок? Ибо, как заметил еще Шекспир устами Гамлета, «покамест травка подрастет, лошадка с голоду умрет».
Вместе с тем Гамлет также говорил, что «есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам». Это я к тому, что, возможно, наша экономика сумеет хорошо адаптироваться и к сверхвысокой ключевой ставке, найдя иные способы проведения модернизации. И тогда в некотором смысле Банк России окажется прав. Впрочем, это уже совсем другая история.