«Живопись — главное, нужное, необходимое украшение нашего существования»

3 мая 2025 года исполняется 155 лет со дня рождения Александра Бенуа — художника, который превратил ностальгию в искусство, а театр — в волшебство. Он ненавидел банальность, обожал Версаль и Петербург, дружил с Дягилевым, спорил с Репиным и навсегда изменил русскую культуру.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Между Зимним и Версалем

Александр Николаевич появился на свет в семье, где искусство было самим воздухом. Его отец — архитектор Николай Бенуа, а их далекий предок — придворный кондитер Луиджи Кавос. Маленький Шура (так его звали дома) рос в окружении эскизов, акварелей и разговоров о прекрасном. «Наш дом напоминал музей, только вечно живой,— вспоминал Бенуа.— Отец мог за завтраком начать рисовать проект церкви на салфетке, а мать — цитировать Гете. Я с детства знал, что буду художником — другого пути просто не было». Окончив обучение в знаменитой частной гимназии Карла Мая на Васильевском острове, он поступил в Академию художеств — и быстро разочаровался. Намного позже, выступая с докладом на Всероссийском съезде художников в 1911 году, Бенуа назовет Академию «машиной художественной бюрократии», увидит в ней «систему помех развитию искусства». Но это потом, когда он уже будет зрелым художником. В юности же Александр просто почувствовал, что писать мертвых гладиаторов и безжизненные пейзажи ему скучно. Вместо «классов» он сбегал в Эрмитаж, где копировал Рембрандта и Ватто. Летом же с шестнадцати лет уезжал во Францию бродить по паркам Людовика XIV, писать пейзажи Версаля.

«Надо поражать и не бояться этого»

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Кружок будущих мирискусников зародился в конце 1890-х в квартире Дягилева на набережной Мойки. Молодые бунтари — Бенуа, Бакст, Сомов, Лансере, Нувель — яростно спорили об искусстве до утра. В 1898 году был создан журнал «Мир искусства», который стал манифестом против академизма. Мирискусники стали ярким примером модернистского искусства, только набиравшего силу. Они не собирались копаться в язвах общества и изображать страдания простых людей, что было характерно для реалистического искусства передвижников. В 1899-м Сергей Дягилев в статье, посвященной казусу на выставке Общества русских акварелистов, обозначил главный конфликт 1890-х годов. Тогда наши соотечественники не приняли на выставку ни одного иностранца, опасаясь конкуренции. Вот что написал Дягилев в своей рецензии: «Ваш панический страх перед Западом, перед всем новым и талантливым есть начало вашего разложения, ваш предсмертный вздох». В те годы мирискусники были, конечно, представителями другого полюса. Их лозунгом было «Искусство для искусства» в том смысле, что художественное творчество само в себе несет высшую ценность и не нуждается в идейных предписаниях со стороны.

«Искусство для искусства»

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Годы, проведенные в гуще движения «Мир искусства», стали для обожавшего театр Александра Бенуа периодом расцвета в творчестве. Он создает декорации к балетам «Петрушка», «Жизель» и «Павильон Армиды», превращая сцену в сказку. Его стиль — это смесь барочной роскоши и легкой иронии. Позже художник вспоминал, что после премьеры «Петрушки» Стравинского в Париже весь зал кричал «браво», а Жан Кокто плакал в гардеробе. Это была победа. Впрочем, не отменявшая отдельных провалов. Когда Бенуа оформил «Спящую красавицу» слишком мрачно, Дягилев в ярости разорвал эскизы: «Это же Чайковский, а не похороны!»

К 1910 году объединение трещало по швам: Дягилев увлекся балетом и бросил журнал, Бакст ссорился со всеми из-за денег, а Бенуа устал от драм и жаловался, что храм искусства, который они создавали с таким вдохновением, постепенно превратился в цирк с гениями-истериками. К тому времени их идеи стали мейнстримом: театры переняли у мирискусников принципы оформления, музеи начали ценить «презренный» XVIII век и даже ненавистные передвижники стали... почти модернистами.

Продолжая династию

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Знаменитую династию Бенуа продолжил тремя детьми, женившись для художника несколько странно: рано и на всю жизнь. В 1894 году 24-летний Александр сделал предложение Анне Карловне Кинд — дочери обрусевшего немца, владельца музыкального магазина. Это был мезальянс, которым его мать Камилла Альбертовна была, мягко говоря, недовольна. По ее словам, профессия художника — это еще куда ни шло, но жена из мещан… Зато выбор горячо одобрил Дягилев. Он сравнивал Нюту с Мадонной Кватроченто. Пара обвенчалась тайно, не получив родительского благословения. Свадебное путешествие молодые провели в... Эрмитаже, копируя Рембрандта. Их брак длился более 60 лет, в нем родились трое детей, Николай, Елена и Анна. Супруга Анна Карловна немало сделала для русского искусства: именно она спасла архив художника, когда семья переезжала из России в Европу. А еще она терпела его романы.

Мстислав Добужинский так описывал характер Анны Карловны: «Бенуа был нашим общим центром, и уюту его дома очень помогала его жена, Анна Карловна, женщина на редкость милого и веселого характера, которую все без исключения очень любили». Сам художник считал, что супруга была двигателем его творчества: ее начитанность, вкус, неприятие всякой фальши стали для Александра Николаевича чем-то вроде камертона, по которому он настраивал свои художественные замыслы.

Уехал последним

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

После революции Бенуа пытался работать в СССР. Он был неплохим организатором, выглядел представительно и некоторое время даже возглавлял Эрмитаж. Но все-таки вслед за остальными мирискусниками, хотя и намного позже, уехал в Европу. Он никак не мог согласиться с большевиками, которые говоря, что искусство принадлежит народу, все же первоочередными нуждами этого самого народа считали сапоги и капусту.

В 1926 году под предлогом служебной командировки Александр Бенуа эмигрировал во Францию. В эмиграции он продолжил работать как режиссер-постановщик и художник по сценическим декорациям. В частности, он сотрудничал с миланским оперным театром Ла Скала, а также с труппой Ballets Russes под руководством Сергея Дягилева. Бенуа создал серию видов Петербурга с пригородами под общим названием «Воспоминания».

В эмиграции Бенуа также занимался оформлением французских изданий книг, например «Страданий юного Вертера» Иоганна Вольфганга Гете, «Уроков любви в парке» Рене Буалева и «Грешницы» Анри де Ренье.

На закате жизни Бенуа взялся за мемуары. В двух объемистых томах воспоминаний он с особой нежностью описывал детские увлечения — те самые, что сформировали его уникальный взгляд на искусство. «Мои коллекции игрушечных солдатиков, картонные модели городов, которые я строил часами, волшебный фонарь с его мерцающими изображениями — вот мои первые университеты»,— признавался художник.

Детские впечатления стали фундаментом его художественной философии. «Искусство должно быть волшебством, преображением,— писал он.— Оно обязано отличаться от жизни, потому что сама жизнь — это монотонное повторение неприглядных форм». Для Бенуа творчество стало способом создать идеальный мир — такой, каким он виделся ему в детских играх с картонными замками и волшебными фонарями.

Эта убежденность в преображающей силе искусства прошла через все его творчество, от изысканных версальских акварелей до театральных декораций, где реальность всегда приподнята, облагорожена художественным видением. «Художник — не копиист, а творец новых миров»— эта мысль, зародившаяся в детских играх, стала его творческим кредо.

Анна Кашурина