выставка живопись
В галерее Гари Татинцяна открылась выставка Евгения Чубарова, 72-летнего нонконформиста, внезапно ставшего сенсацией несколько месяцев назад. Его безымянное абстрактное полотно 1992 года было продано на первом аукционе современного русского искусства Sotheby`s в Лондоне за £288 тыс. ($564,6 тыс.). Картины самого дорогого из ныне живущих российских художников рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Евгений Чубаров — самоучка из башкирской деревни, обучавшийся гравировке по металлу в Златоусте. К концу 50-х он перебрался сначала в Загорск, а потом в Москву и занялся живописью, графикой и скульптурой. Искусство, к которому обратился провинциал-самородок, оказалось по тогдашним критериям "другим" или нонконформистским. Возможно, это произошло не без влияния Дмитрия Цаплина, с которым Евгений Чубаров тогда общался, скульптора-анималиста, в 1920-1930 годах благодаря покровительству Луначарского стажировавшегося в модернистской Европе.
Но даже в подполье Евгений Чубаров, судя по всему, оставался маргиналом. Впрочем, нельзя сказать, что его имя до недавнего успеха на Sotheby`s было неизвестно. В 2004 году, когда художник отмечал 70-летие, его персональные выставки прошли в Мраморном дворце в Петербурге и в Московском государственном центре современного искусства. А в прошлом году его работы — масштабные абстрактные полотна ювелирной выделки — появились на ярмарке "Арт-Москва", на стенде галереи Гари Татинцяна, рядом с произведениями Дэмиена Хирста, братьев Чепмен и других международных арт-звезд первого ряда. И в общем, не терялись даже в таком окружении.
Гари Татинцян считает Евгения Чубарова своим открытием. Правда, на вернисаже выставки галерист не присутствовал — был по каким-то безотлагательным делам за границей. Зато сотрудники галереи охотно рассказывают историю о том, как господин Татинцян буквально создал художника Чубарова,— во всяком случае, в том виде, в каком он достиг своего нынешнего успеха. Гари Татинцян обратил внимание на малоизвестного нонконформиста в конце 1980-х--начале 1990-х, вывез того из Мытищ в Германию и, вообще, как говорят в галерее, завалил каталогами западных художников, просветил в отношении того, что вообще происходит в мировом арт-процессе. Получается, что если бы не Татинцян, то Евгений Чубаров, возможно, и не занялся бы абстракцией. Узнать, что по этому поводу думает сам художник, также было невозможно — на собственный вернисаж он не пришел. По словам сотрудников галереи, художник, к концу 1990-х вновь поселившийся в Мытищах, вообще крайне неохотно выходит из дома, ведет жизнь обычного пенсионера, порвал все отношения с художественным миром и картины не пишет уже лет десять.
Впрочем, саму экспозицию в галерее Татинцяна трудно соотнести с этой историей в духе не то Пигмалиона, не то Франкенштейна. Выставка не ретроспектива, так что воочию увидеть превращение провинциального самоучки в международную арт-звезду публике не предлагают. В запасниках галереи хранится несколько фигуративных полотен Евгения Чубарова 1960-1970 годов. Эти многофигурные фантасмагории с множеством голых тел, монструозными персонажами и устрашающими сексуальными сценами, выполненные почти неуместной для всего этого истерического советского экспрессионизма гладкописью, по-своему впечатляют. Если поместить их рядом с выставленными в залах абстракциями 90-х годов, покажется, что Евгений Чубаров зачем-то решился заново повторить путь Павла Филонова.
После фигуративных полотен, отчетливо отсылающих, скажем, к филоновскому "Пиру королей" или "Мужчине и женщине", в его маниакально-подробных абстракциях сложно не увидеть новые "формулы" чего-то, так и не названного в принципиально безымянных полотнах. Впрочем, поскольку все метафизические чубаровские ужасы советского периода вытеснены в подсознание запасника, выставка в галерее Татинцяна показывает лишь то, что все в общем и готовы были увидеть,— не творения полубезумного маргинала или анахроничного самоучки, а весьма культурную современную абстракцию "западного" качества. И зрители вольны решать сами, видеть в них "русского Поллока" или "мытищинского Филонова", ценить их в качестве творений отечественного нонконформиста с непростой судьбой или воспринимать как продукт международного contemporary art.