В Москве вчера похоронили Дмитрия Чеботаева — первого российского журналиста, погибшего на войне в Ираке две недели назад. Представителей властей на кладбище не было — возможно, потому, что Дмитрий работал стрингером и погиб вместе с американскими солдатами.
Утром в церковь Троицы в Останкине привезли красивый лакированный гроб. Он был наглухо закрыт, и открывать его было нельзя. Гроб был немного больше, чем обычные гробы, потому что внутри стоял еще один — цинковый. Тот самый, который на прошлой неделе привезли в Россию из Америки.
Дима Чеботаев погиб 7 мая у города Баакуба в иракской провинции Дияла. БТР, в котором он ехал вместе с американскими солдатами, подорвался на мощном фугасе. Не выжил никто. Сначала говорили, что в БТР были одни военные, но потом полиция нашла на месте трагедии обломки фотокамеры. Останки погибших отправили в США на ДНК-экспертизу. Это означало, что от Димы Чеботаева ничего не осталось.
На отпевание в церковь Троицы пришли только родные, друзья и коллеги Димы. Это были очень простые и очень трогательные похороны. Здесь не было лишних людей. Поэтому парни, прошедшие с фотоаппаратами не одну войну, могли здесь плакать.
Дима Чеботаев был экстремальщиком: до того как прийти в журналистику, увлекался сноубордами, велосипедами и путешествиями в не самые благополучные страны. Однажды он увидел в Times большую фотографию сгоревшего в танке танкиста. Это была не просто крутая карточка. Это была правда о чеченской войне. Та правда, ради которой живут многие фотокорреспонденты. И Дима решил, что тоже хочет жить ради этой правды. Ему было 25. А в 26 он уже взял в руки профессиональную фотокамеру. Он поехал в Чечню и работал там как одержимый. "У Димона не было ощущения опасности,— говорит его близкий друг фотокорреспондент Reuters Эдик Корниенко.— У него не было инстинкта самосохранения. Он вообще никогда не думал, что может умереть". Только однажды, в Чечне, он сказал своему другу Эдику, что боится сгореть, как тот танкист на фото в Times. И он сгорел. "Я сейчас думаю только о том, что смерть у него была быстрая, что умер он сразу, от детонации,— говорит Эдик.— А огня уже не чувствовал".
Много раз Дима ездил в Южную Осетию, Абхазию, Дагестан — и именно тогда, когда там было горячо. А прошлой осенью вместе с любимой девушкой Наташей Колесниковой, тоже фотокорреспондентом, он уехал в отпуск в Сирию и Ливан. Война в Ливане только закончилась. Так случилось, что ребята оказались недалеко от места гибели ливанского министра промышленности Пьера Жмайеля, и фото Димы с этого теракта облетели весь мир. "Его карточки отобрали в Paris Match,— вспоминает Наташа.— И это было здорово, потому что он всего три года был в профессии, а оказался в ней одним из лучших".
А потом он уехал в Ирак. Он проделал большую работу, чтобы туда попасть, и получил аккредитацию коалиционных сил в Ираке от издания "Русский Newsweek". Почти два месяца он жил на американских военных базах, а последние две недели — на базе Warhorse у Баакубы, откуда писал своим друзьям, что вокруг все время стреляют, что военных взрывают и что ему впервые в жизни страшно. "Возвращайся домой",— писал ему Эдик Корниенко. "Сейчас не могу,— отвечал Дима.— Надо еще съездить в Баакубу, там никто ничего не контролирует, и там живут люди. Съезжу туда, а потом — домой". Наташе он ничего такого не писал — берег ее. "Я привыкла к тому, что он все время куда-то уезжал,— вспоминает она.— Первое время я ему говорила: 'Скучаю, приезжай быстрее'. А он меня просил: 'Не говори так, мне трудно работать'. И я перестала — просто ждала его. А теперь уже никогда ему этого не скажу".
На Останкинском кладбище могилу Димы засыпали цветами. С портрета смотрело улыбающееся лицо среди тюльпанов. Таким Диму Чеботаева и запомнят его родные и друзья. А чтобы запомнили и другие, друзья решили издать альбом его военных фотографий.