Пока нашей литературе еще не довелось испытать ничего схожего с тем приступом массовой истерии, что сопровождал появление фильма "Остров". Но если все же нахлынет, знайте, что пока самым трезвым из авторов, пишущих на православную тематику, остается Майя Кучерская. Потому что и благостные, и пафосные романы были. Романы, написанные матушками, были. Романы, написанные батюшками,— тоже. Но именно Майе Кучерской пришло в голову повеселить читателей, даже тех, кто "ни во что не верит, даже в черта, назло всем", гротескными историями из жизни современной церкви. Об этом была ее первая книга "Современный патерик. Чтение для впавших в уныние". Может быть, применение хармсовских приемов к церковному житию-бытию грешило неким однообразием, зато это была проверка на прочность, на способность священнослужителей и их прихожан к обновлению. Кучерская многим тогда досадила своими сюжетцами про послушниц-выпивох и батюшек-людоедов.
Что-то подсказывало, что во второй книге писательница будет если не "замаливать грехи", то, во всяком случае, склонит голову в исповедальном монологе. Поначалу все к этому и идет. Дело происходит на рубеже 1980-1990-х. Главная героиня "Бога дождя", юная филологиня Аня, едет в ночной электричке на дачу и по дороге устраивает себе большую духовную головомойку. Только что умер ее любимый препод, факультетская звезда уровня Михаила Гаспарова, и в сердце Ани образовалась вакансия. Тут сосед, работяга в кепке, засыпает у героини на плече — и мы тоже смиряемся перед необходимостью прослушать еще одну историю тернистого пути к вере. Решившись наконец креститься, героиня постепенно меняет учебник немецкого на молитвослов, Гельдерлина на архимандрита Киприана, филфаковский "сачок" и хипповские сейшены на церковные бдения. Захлебывающаяся интонация сменяется спокойным разговором. Кучерская, со своей преподавательской жилкой, предоставляет своеобразный путеводитель, по которому можно двигаться к вере. Так, глава о крещении называется "Не забудьте полотенце". Автор заранее предупреждает о всех сомнениях и указывает на моменты предполагаемого просветления. Кажется, бери "Бога дождя" — и вперед, к великим духовным завоеваниям. Видно, правда, что путеводитель этот не совсем тщательно прописан: у романа, переделанного из повести 1996 года, не очень хорошо заделаны швы.
Но вот выясняется, что "вчера еще незнакомый бородатый дядя", к которому "доверчиво прижалась" Аня,— это не совсем спаситель. А вовсе даже ее духовник, 37-летний отец Антоний. Вскоре Аня становится одной из протеже харизматичного батюшки: тот ведет с ней откровенные телефонные разговоры и запросто заходит в гости, чтобы на пару раздавить стопарик (вот они как, "послушницы, отправляющиеся за водкой", аукнулись). Аня влюбляется в отца Антония — и уже злится на весь православный мир, и проклинает тот день, когда забросила Гельдерлина. Ни о каком просветлении, что есть, например, в "Конце одного романа" Грэма Грина, где героиня тоже заводит амурные отношения с высшими силами, нет и речи. Сплошное уныние. Так что "Бог дождя" дает такую небесную директиву. Поиск веры — это такое же досадно ответственное дело, как выбор человека, которого можно полюбить, или поиск работы, которой можно пожертвовать свое драгоценное время. И тогда уже можно со слезами на глазах смотреть фильм "Остров".
Майя Кучерская противопоставляет те, новые для церкви, времена сегодняшнему дню, когда смелостью будет не креститься. Более молодому автору Алмату Малатову сложнее: в романе "Кризис полудня" он описывает безбашенные 1990-е. Времечко лихое, разудалое, разнузданное — ряд можно продолжать бесконечно. Та богемная жизнь, что вел автобиографический герой, была уже глубоко не маргинальной, а очень даже модной. Теперь, с появлением интернет-дневников, стало еще более модным все тогдашние эскапады описывать. И вот уже фрагментарные мемуары юзера "Immoralist", выдавая их за очередной символ веры тридцатилетних, публикует крупнейшее московское издательство.
Алмат Малатов ведет с нами неторопливый разговор, прерываемый лишь очередной сигаретной затяжкой. Недаром же на обложке он изображен таким прожженным курильщиком и вообще прожигателем жизни. Автор живописует учебу в мединституте — всевозможные врачебно-физиологические подробности могли бы впечатлить, если бы тема не была раз и навсегда закрыта булгаковскими "Записками юного врача". Общежития, коммуналки, тусовки, ночные клубы и прочие баррикады против одиночества. Мальчики, девочки, много мальчиков — бесконечные эксперименты с сексом и с цветом волос: "Мы ходили в клуб, как на работу: ближе к ночи с унылой миной влезали в брендовые тряпки, замазывали гримом уже появившиеся на лицах последствия разгульной жизни и шли маскировать тусовкой неудавшийся брак". Некоторые фразы надолго погружают в раздумья: "Он-то знает, где находится у таких баб душа, отбитая намертво множеством случайных членов, такая же темная, как прокуренные за двадцать лет легкие". По женской анатомии у автора явно был неуд.
Всю книгу ждешь, когда же наконец будет заявленная "аморалка". Максималистская ярость Артюра Рембо, убийственная ирония Оскара Уайльда, парадоксальность первого "имморалиста" Андре Жида, лимоновский "фак" — да что угодно! Только не скучная улыбочка, которая, кажется, и самому автору приелась. В том-то и дело, что у нас все, что модно, то и морально. И стать настоящим "имморалистом" нет ну никакой возможности. Вернее, есть. Но этим уже придумали другое имя — "лохи". И могу поспорить на комплект нижнего белья от Victoria`s Secret, что Алмат ни за что с такими гулять не будет.
Майя Кучерская. Бог дождя. М.: Время, 2007
Алмат Малатов. Immoralist. Кризис полудня. М.: АСТ, 2007