фестиваль балет
На Пасхальном фестивале программой "Балеты Баланчина" на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко завершились пятидневные гастроли балетной труппы Мариинского театра (об их открытии см. Ъ от 4 мая). Отсмотрев уже знакомые балеты, ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА обнаружила, что петербуржцы танцуют их лучше прежнего.
На Пасхальный фестиваль Мариинка привезла только проверенные хиты: все гастрольные балеты (за исключением "Блудного сына") были обкатаны в Москве не раз, а иные (как "Форсайт в Мариинке", получивший два года назад "Золотую маску") именно здесь снискали всероссийскую славу. И все же Мариинка сумела удивить: предъявив свежих исполнителей, она заставила взглянуть по-новому на свои прежние достижения.
Из сюрпризов прежде всего следует назвать Екатерину Кондаурову, станцевавшую Steptext и вторую балеринскую партию в "Рубинах". Высокая рыжеволосая красавица с гибким телом питона, сладострастно переваривающего кролика-партнера (а заодно и зрителя), она единственная прирожденная вамп в многоликой петербургской труппе. В русско-советском репертуаре роковые пожирательницы мужчин почти не востребованы, зато западный без них не обходится. Steptext, раньше выглядевший разминкой перед главным блюдом форсайтовской программы балетом In the Middle Somewhat Elevated, на этих гастролях сорвал едва ли не наибольший успех: во время поединка этой огненной фурии с тремя любовниками-противниками перехватывало дыхание — как на какой-нибудь драке Умы Турман в тарантиновском "Убить Билла". Повезло и "Рубинам" Баланчина: раньше в исполнении петербуржцев балет "просыпался" только к па-де-де главной пары солистов, теперь же драйв возникает мгновенно — как только балерина Кондаурова, нагло дернув бедром, закидывает в батмане свою неотразимую ногу.
В такой Сирене явно нуждается петербургский "Блудный сын". Балет по библейской притче на музыку Сергея Прокофьева и в декорациях Жоржа Руо молодой Баланчин поставил в дягилевской антрепризе за три месяца до смерти великого импресарио. Стилистика этого полупантомимного опуса обманчиво проста: безыскусная повествовательность сочетается в нем с модернистской условностью танцевальной манеры и жеста. В петербургском спектакле этот нюанс отлично уловил мужской кордебалет, изображавший толпу лысых, по-паучьи раскоряченных прожигателей жизни. Среди стильных собутыльников Блудный сын Михаила Лобухина выглядел слоном в посудной лавке: мощный танцовщик играл свою роль со всей истовостью советской актерской школы — такой герой мог бы спасти умирающий без достойного Спартака балет Юрия Григоровича, но не спектакль Джорджа Баланчина. Не попала в тон и Дарья Павленко: вяловатая балерина играет старобалетную властительницу, а не воплощение разврата — ее Сирена даже на голову Блудного сына садится как на трон.
В новом амплуа предстала и королева адажио Ульяна Лопаткина, выбрав для выступления не баланчинские "Бриллианты", в которых она не знает равных, а баланчинский же Ballet Imperial. Главная партия в этом одноактном балете — импозантном, виртуозном, слегка мелодраматичном и пафосном — настоящий экстрим: тут и большие прыжки, и коварные антраша, и разнообразные вращения невероятной быстроты. Темп балерина Лопаткина все-таки убавила — Второй Фортепианный концерт Чайковского звучал на пять минут дольше, чем обычно. Да и первая часть, в которой прима врывается на сцену большим прыжком, стремительно вертится и так же стремительно исчезает, прошла не слишком удачно. Во-первых, госпожа Лопаткина изобразила на лице неуместную мрачность (очевидно решив по ходу балета показать различные душевные состояния — до полной лучезарности в финале), а во-вторых, завалила пару партерных туров и за кулисы умчалась без аплодисментов. Однако с каждой частью концерта рискованная затея балерины выглядела все более оправданной: ее адажио с кавалером (Игорь Колб), как всегда, оказалось безупречным, и даже прыжки с заносками хоть и не были непринужденно-порхающими, как у второй солистки Екатерины Осмолкиной, вызывали уважение своей отчетливой императивностью.
Тут стоит заметить, что, осваивая западный репертуар, Мариинка последовательно, хоть и осторожно искореняет институт "звезд", на который традиционно ориентирован русский балетный театр. Точнее, бесперебойно поставляет на сцену все новых артистов, готовых заменить кого угодно в какой угодно роли. В этом сезоне несколько солистов ушли из труппы — театр этого даже не заметил. Одной из героинь гастролей стала все та же балерина Осмолкина, превосходно — даже с какой-то легкомысленной виртуозностью — исполнившая вторые партии почти во всех балетах. Явный — причем универсальный — премьер появился и среди мужчин: молодой Александр Сергеев своим пластичным воспитанным телом и поразительным чувством стиля притягивал внимание везде, где появлялся: хоть в форсайтовских соло, хоть в кордебалете Баланчина.
Но не только солисты — вся труппа выглядит удивительно боеспособной и радостной. Западные балеты стали такой же частью жизни Мариинки, как и балеты старика Петипа. Теперь уже не приходится хвалить артистов за мужественное преодоление трудностей — на иностранных языках они говорят бегло и с явным удовольствием, хоть и не без акцента. И даже малые дети — амуры в "Дон Кихоте" — двигаются не по-нашему проворно и свободно, не теряя прославленной петербургской выучки. Это означает, что за кадровое будущее Мариинского театра можно не опасаться — осталось только дарить этим артистам достойный их репертуар.