фестиваль балет
Программой "Американцы" и трехчастным гала-концертом завершился VII международный фестиваль "Мариинский", проходивший на сцене Мариинского театра (о его открытии Ъ писал 17 апреля). Итоги 12-дневного балетного марафона воодушевили ТАТЬЯНУ Ъ-КУЗНЕЦОВУ.
В этом году хедлайнерами международного "Мариинского" впервые стали москвичи. Вернее, москвички — балерины Большого Мария Александрова и Наталья Осипова. Первая станцевала Гамзатти в "Баядерке", причем легко выдержала соперничество с самой Ульяной Лопаткиной в партии Никии. А 20-летняя Наталья Осипова вместе с солистом Мариинки Леонидом Сарафановым сразила Петербург своим "Дон Кихотом". Обеих виновниц фестивальной сенсации организаторы пригласили поучаствовать в гала-концерте в сопровождении петербургских партнеров и тем самым впервые зафиксировали радикальное изменение кадровой ситуации в обоих театрах: еще года три назад считалось, что Большой богат именно танцовщиками, а вот с балеринами в Москве плоховато.
В финальном концерте обеим балеринам не дали развить успех — у них оказался серьезнейший противник в лице дирижера Михаила Агреста. Разумеется, танцам не могло повредить то, что оркестр Мариинского театра под управлением этого лауреата международных конкурсов безмятежно фальшивил, а группы инструментов никак не желали войти в согласие. Но вот темпы, которые диктовал дирижер, иначе как садистскими не назовешь. Бравурное антре "черного" па-де-де из "Лебединого озера" он играл с размеренностью похоронного марша, балеринские пируэты в адажио затягивал так, будто заедала пленка в магнитофоне, прыжковую вариацию Принца (Игорь Колб) загнал в духе детского галопчика, а вот Рабу (Леонид Сарафанов) из "Корсара", напротив, предложил повисеть в воздухе, будто он Карлсон с пропеллером. Солисты Мариинки к эскападам своего дирижера явно привыкли и покорно сносили его причуды; московские же балерины истратили все силы на позиционную борьбу и лишь на фуэте, махнув ногой на дирижера, вошли в раж и сорвали-таки заслуженные аплодисменты.
Героиней заключительного концерта стала Ульяна Лопаткина, предусмотрительно танцевавшая под фонограмму. Эта признанная "классичка" пожелала самоутвердиться в современной хореографии. Знаменитый дуэт из балета "In The Middle, Somewhat Elevated" ей, конечно, не по ногам и не по темпераменту. В свое время Уильям Форсайт поставил его на Сильви Гиллем — французскую этуаль с запредельными данными, похожую на петербурженку разве что ростом. Разумеется, перфекционизм балерины Лопаткиной не позволил ей провалить этот номер — те, кто не знает, как должен протекать этот смертельный поединок мужчины и женщины и сколько в нем напряженного эротизма, вполне могли удовлетвориться результатом, достигнутым балериной и ее партнером Андреем Меркурьевым.
Впрочем, венцом успеха госпожи Лопаткиной стал номер совсем другого пошиба — "Танго" в постановке Николая Андросова. Под музыку Астора Пьяццоллы балерина в мужском костюме и шляпе предавалась обычным русско-аргентинским страстям: одна нога оглаживала другую, руки шарили по бедрам, хлестали голени, отчаянно вскидывались батманы, вихрем накручивались шене, томилось тело. В типичном репертуаре Илзе Лиепы балерина Лопаткина чувствовала себя как рыба в воде: стильно надвигала шляпу, выступала походкой от бедра, с очаровательной угловатостью сводила плечи, а уж когда, отшвырнув шляпу, открыла красно-рыжее каре разлетевшихся волос, восторгу зрителей не было предела.
Публика гала вообще не желала откликаться на тонкости. Явно недооцененным осталось соло Демиана Ветцела из "Сюиты танцев" на музыку Баха в постановке Джерома Роббинса. Премьер New York City Ballet станцевал его с покоряющим изяществом и свободой, но в этой очаровательной хореографии технические сложности так заретушированы юмором, что публика их попросту не заметила. Больше повезло его коллеге по баланчинской труппе Марии Ковроски, выучившей вместе с мариинским солистом Исломом Баймурадовым "Средний дуэт" Алексея Ратманского. Эту миниатюру про сложные взаимоотношения мужчины и женщины в свое время исполняли чуть ли не все примы Мариинки, но только американка, с ее прогнутыми иксом ногами и угодливым крупным телом, так самозабвенно откликнулась на задуманные автором "грубости" партнера, то сшибающего даму с устойчивой оси, то встряхивающего, как тряпичную куклу.
Удивительно, но эта прима-балерина New York City Ballet адекватнее выглядела в русской хореографии, чем в американской. Накануне вечером в программе "Американцы" она танцевала "Бриллианты" Баланчина. И разве что не падала на пируэтах — так извивался ее заваленный назад корпус; аврально сходила с ноги на обводках — так раздирались за пределы шпагата ее арабески; и цепенела от напряжения на простых шагах, всего лишь открывая "по-русски" руки с задранными кверху граблеподобными кистями. Дуэт устоял благодаря выдающимся партнерским качествам ее кавалера Филипа Нила, однако жалкие jete en tournant и лихорадочные туры в воздухе поставили под сомнение его достоинства как танцовщика.
Возможно, методическая катастрофа поразила нью-йоркскую школу лишь в последние годы: тот же Демиан Ветцел, по нашим меркам почти пенсионер, был совершенно великолепен — органичен, мощен, темпераментен — в главной партии балета "Блудный сын". Но как бы то ни было, Мариинский театр, пригласив в Петербург "носителей баланчинского языка", оказал русским исполнителям неоценимую услугу: избавил их от комплексов. Так танцевать Баланчина наши не смогут, даже если захотят,— школьное образование не позволит.