Режиссер, которого просто нет

На российский экран выходит "ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ" Дэвида Линча. Режиссер настаивает, чтобы название было написано заглавными буквами. О том, есть ли на то достаточные основания у создателя картины, получившего на последнем фестивале в Венеции почетного "Золотого льва" за карьеру, задумался Андрей Плахов.

Польско-цыганский роман

Сюжет "ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ" поставил в тупик даже преданных поклонников Линча. Уловить и сделать достоянием внятного пересказа им удалось не так уж много. Актриса Ники (Лора Дерн) вселяется в роскошный дом, где слуги говорят по-польски и все пропитано "нездешней" атмосферой. Приходит познакомиться соседка, говорит с жестоким восточноевропейским акцентом, и есть в ее внешности что-то специфически неприятное — если не нервный тик, то какая-то деформация в лице, сразу напоминающая эпизодических персонажей "Ребенка Розмари" Романа Поланского, являющихся, как известно, агентами дьявола. Гостья сообщает, что фильм, в который пригласили Ники (ради съемок она и сняла этот польский дом "с прошлым") и который основан на "старой цыганской легенде", уже начинали раньше снимать, но исполнителей главных ролей убили.

Ники слушает рассказ соседки с нарастающим напряжением, ее лицо (надо знать пластику Лоры Дерн) уродливо искажается. Вероятно, она, вышедшая замуж по расчету и потерявшая маленького сына, и раньше была не в ладах с собой, а визит соседки пробудил дремлющие страхи и чувство вины. Ее преследуют навязчивые видения: плачущая перед телевизором женщина, ребенок-дьявол. Впрочем, возможно, все это происходит не с самой Ники, а с героиней, которую она играет. Или эти образы пришли из опыта людей, занятых в предыдущем, так и не снятом фильме, поди разберись.

"ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ", снятая на цифровую камеру, предлагает еще немало загадок. В ней много персонажей разных национальностей, от поляков до японки, не играющих особой роли в сюжете. В то же время режиссер снял, а потом вырезал сцену со звездой Настасьей Кински. Несколько лет назад Дэвид Линч, приглашенный польскими киноманами, приехал на киностудию в Лодзь и полюбил эту страну с ее мечтательным иррациональным настроением, таинственно струящимся серым светом, не похожей ни на что архитектурой и потрясающими молодыми актрисами без калифорнийского блеска, но со славянской красотой и "змеиным шармом".

Линча не раз просили расшифровать ассоциативный ряд "ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ", например эпизод с тремя

человекокроликами и резким смехом, который периодически раздается в комнате. На все подобные вопросы режиссер отвечает: "Фильм — это фильм, в нем есть много абстракций и свой внутренний смысл, который не облечь в слова. Само кино — это прекрасный, совершенный язык, вполне годный для коммуникации. Каждый пусть найдет свой ответ. Поэтому я предпочитаю воздерживаться от комментариев. Представьте себе, что имеете дело с книгой, автор которой умер, и спросить не у кого. Считайте, что меня просто нет".

Хирург и жертва аборта

Детство Линча прошло в лесах Монтаны, его отец был натуралистом-исследователем. Он-то и заинтриговал сына болезненными тайнами живой природы. Искусство для будущего кинорежиссера ассоциировалось с живописью, которую он изучал в Бостоне и Австрии, куда ездил, чтобы посмотреть живьем на любимого Оскара Кокошку. В 60-70-е годы Линч экспериментировал с движущимся изображением и звуком, а потом в течение семи лет снимал "Голову-ластик" — "последний шедевр авангарда", фильм об отвратительных зародышах, недоношенных уродцах, экскрементах и отходах постиндустриальной цивилизации. Линч той поры испытывал неподдельный восторг перед женским организмом, и когда одной из его продюсерш делали гинекологическую операцию, он упросил ее прислать ему свою матку.

В 1980-м, когда появился первый студийный фильм Линча "Человек-слон", он решительно воспротивился всяким рациональным трактовкам этого произведения. "Не знаю, почему считается, что искусство должно иметь смысл. Ведь все как-то смирились с тем, что жизнь не имеет смысла",— заявил он не без кокетства. Но это не могло помешать многочисленным интерпретациям. В "Человеке-слоне" — истории нежной человеческой души, страдающей оттого, что ее телесная оболочка кажется людям уродливой,— увидели апологию новой моды на экранных мутантов и трактат о зарождавшейся тогда политической корректности.

В 1986-м появился "Синий бархат", сыгравший роль центральной эстетической и этической провокации десятилетия. Юный Джеффри (Кайл Маклахлен — будущий агент Купер) находил в траве отрезанное человеческое ухо и пытался разгадать стоящую за этим загадку. Певица Дороти (Изабелла Росселлини) пела тягуче-эротичную песню "Синий бархат" и получала кайф от унижений, которым ее подвергал психопат и садист Фрэнк (Деннис Хоппер). Другую наркотически-ритуальную песню исполнял Дик Стокуэлл с напудренным лицом гомосексуального клоуна. В эту теплую компанию попадал Джеффри, который сначала выступал "агентом сил добра", потом невольным наблюдателем и наконец давал злу втянуть себя в свой порочный круг.

"Синий бархат" (позднее признанный эталонным фильмом Линча) был отвергнут конкурсом Каннского фестиваля из пуританских соображений. Но в 1990-м американский режиссер привез на Французскую Ривьеру фильм "Дикое сердце" и сорвал Золотую пальмовую ветвь. Свист противников потонул в восторгах поклонников, приветствующих на сцене Линча и его "светоносную подругу" Изабеллу Росселлини (это было одно из их последних совместных появлений перед разрывом). Герои картины Сейлор и Лула (Николас Кейдж и Лора Дерн) — истинные дети американской поп-мифологии. За Сейлором стоит миф Элвиса Пресли, за Лулой — фигура Мэрилин Монро. Оба представляют "чистоту порока", не испорченную психоанализом Америку, где идеологией был Запад, а раем — Калифорния. Герои "Дикого сердца" и едут в Калифорнию, но так и не добираются до цели, зато по дороге дают волю своим диким сердцам, превращаются то в страстных любовников, то в жестоких варваров, но при этом удивительным образом сохраняют невинность.

1990 год был почти официально объявлен "годом Линча" (недаром суеверный режиссер до объявления итогов фестиваля не завязывал шнурки ботинок). "Дикое сердце" сводит воедино линчевские контрасты — трепетный мистицизм и попсовый угар, детскую веру в чудеса и невыносимую изощренность порока, изыски стилизаторства и влечение к китчу. Как никакой из прежних, этот фильм Линча вызывает в зале мгновенную вибрацию.

На этом классический Линч заканчивается. Сериальный эффект "Твин Пикс" (про славный американский городок, где агент Купер расследует убийство старшеклассницы Лоры Палмер и попутно обнаруживает много очень интересного) принадлежит уже другой территории и другой эпохе. Не случайно Линч изверг основные плоды своих фантазмов именно в 80-е годы, когда старую модель культуры (классика плюс-минус авангард) сменила в рекордно короткие сроки другая, основанная на экспансии масскульта. Авангард (и его наследник модернизм) был абортирован из многострадального лона культуры.

Линч — один из тех, кто блистательно провел эту операцию, но он же стал невольной жертвой аборта, когда монструозные зародыши зажили своей жизнью и перенаселили планету. Линч гениально выразил постмодернистскую мутацию цветов: слишком зеленая трава, слишком алая кровь, слишком синий бархат и вызывающе голубая роза. Однако со временем мутации стали восприниматься как должное. Отыграв роль диктатора стиля целого десятилетия, Линч вновь превратился в одинокого волка, по-американски пожирающего гамбургеры и перерабатывающего их в фантастические ужасно-прекрасные химеры.

Консерватор-авангардист

В свое время Линча называли критиком тайных пороков американского общества, говорили даже о "суде Линча". Красивый образ, однако, лишен всякого смысла. Линч рисует одноэтажную Америку с едкой иронией, но это не умаляет его восторга перед ее природной мощью и первопроходческим варварством. Кто мог ожидать от авангардиста линчевского разлива такого фильма, как "Простая история" (1999) — о старике-ветеране, который пропахал на своем допотопном тракторе пол-Америки, чтобы встретиться с тяжелобольным братом, забыть давнюю распрю и посидеть вдвоем под звездным небом. По словам дочери режиссера, "он любит Рейгана, любит Америку, очень нетерпим к ее врагам". Дэвид Линч, как и агент Купер из "Твин Пикс", воплощает вполне варварские гастрономические вкусы своей страны: кофе с пончиками, брокколи на пару, сыр с подгорелым хлебом.

И при этом именно Линч, как ни странно, остается последним императором авангарда в том его понимании, которое оставил ХХ век. Хотя покойный Леонид Трауберг сказал, что не видел в жизни ничего более отвратительного, чем "Синий бархат", готические аттракционы Линча можно в какой-то степени уподобить экспериментам ФЭКСов (авангардистской кинофабрики, на которой Трауберг работал в молодости вместе с Григорием Козинцевым). А чем дальше в последние годы Линч уходит от мейнстрима, тем очевиднее возвращается к самому себе эпохи авангардистской молодости. Это было заметно уже в предыдущей ленте режиссера "Малхолланд Драйв", тоже сюжетно связанной с нравами Голливуда, но отъехавшей далеко от темы в пространство тотальной мистики. Это определяет и характер "ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ": картина доводит до предельной концентрации главные темы режиссера-визионера. Это катастрофическое кино: дуют дьяволические ветры, улицы городов заполнены бездомными и алкашами, а попытка человека укрыться в своей "внутренней империи" терпит крах, его ждут распад и раздвоение сознания.

Правда, эта новая фаза творчества Линча уже не определяет базовых трендов в искусстве, а территория, которую он завоевал и обживает, остается его личной вотчиной. В каком-то смысле Линч сегодня — император без империи, в почетной ссылке, откуда его периодически вызывают, чтобы наградить за прежние заслуги. На этой территории почетное место отдано новым съемочным технологиям и смежным медиа — телевидению и интернету.

Линч утверждает, что и многие его прежние фильмы имели сходные источники вдохновения. "Синий бархат" родился из цветового ощущения: красный рот, зеленые глаза, пронзительный свет, атмосфера и цветовая гамма работ Эдварда Хоппера. "Малхолланд Драйв" начался с мини-сериала, а "ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ" — с разработки к веб-сайту режиссера http://www.davidlynch.com. Линч называет съемки на цифровом DV "сказкой" и обещает никогда больше не вернуться к традиционной кинотехнике.

Хотя мир фильмов Линча кажется мрачным и темным, его образ как человека совсем другой. Он одевается в светлые рубашки и костюмы, всегда выглядит безупречно корректным. С возрастом, с превращением "монстра" и "варвара" в "классика" это стало главной составляющей его имиджа. Тем, кто сомневается в натуральности этой позы, Линч говорит: "Не забывайте, я делаю фантастическое кино. Не надо самому страдать, чтобы показать страдание. И зрители не любят сами страдать, зато охотно смотрят на страдания других. Мои сны, если уж о них речь, нормальны и даже примитивны. Люблю грезить наяву, сидя днем в удобном кресле. Я курю, люблю французское красное вино, а вместо наркотиков прибегаю к медитации".