Немецко-кремлевская диета

70 лет назад, в 1937 году, Политбюро приняло решение об очередном приглашении в СССР профессора Карла фон Ноордена, лечившего высших руководителей страны. В том, как и кого врачевал всемирно известный специалист-диетолог, разбирался обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.

"Этот печальной репутации профессор"

В красную Россию светило европейской медицины Карл фон Ноорден попал в первой половине 1920-х годов. В побежденной в первой мировой войне Германии один кризис сменялся другим и платежеспособных клиентов становилось день ото дня меньше. А члены большевистского руководства, победившего в гражданской войне, пытались взять от жизни все, включая здоровье и долголетие, и не жалели для этого никаких средств. При этом они с крайним недоверием относились к отечественной профессуре, подозревая буржуазных специалистов в намерении если не отравить, то залечить до смерти ненавистных им коммунистических вождей. Поэтому любой известный зарубежный врач, а тем более профессор фон Ноорден из Франкфурта-на-Майне, мог рассчитывать на огромный успех в Москве.

Имя Карла фон Ноордена стало известно в России, когда будущий врач был еще ребенком — в 1860-е годы. Но объяснялось это отнюдь не его собственными дарованиями, а широкой известностью трудов его отца, профессора-историка Карла фон Ноордена. Большинство европейских издателей, в том числе и русских, считали честью, если фон Ноорден-старший соглашался писать для выпускаемых ими энциклопедий обзорные статьи. Имея столь звучное имя, можно было начинать любое дело. Но фон Ноорден-младший унаследовал от отца еще и самые немецкие из всех научных талантов — поразительную усидчивость и наблюдательность вкупе со способностью к систематизации всего и вся.

В отличие от многих нынешних врачей фон Ноорден с самого начала своей карьеры лечил не болезни, а людей. Достаточно скоро он пришел к выводу, что для выздоровления пациента питание имеет не меньшее значение, чем лекарства. В своих трудах он приводил историю лечившегося у него инженера, страдавшего заболеванием почек, состояние которого время от времени ухудшалось совершенно непостижимым образом. Изучая рацион пациента, фон Ноорден обнаружил, что приступы связаны с употреблением редиски. Так что простым исключением одного продукта из меню инженера врач добился значительного улучшения его состояния. В свою очередь пациент остался доволен тем, что лечение оказалось настолько простым и безболезненным.

С тем же вниманием и пониманием Карл фон Ноорден подошел и к лечению других болезней. Он разработал лечебную диету, облегчавшую страдания при острых кишечных болях. А также целый комплекс питания для больных сахарным диабетом. При этом фон Ноорден никогда не впадал в крайности. В отличие от большинства коллег он не заставлял тучных диабетиков резко сбрасывать вес, считая, что подобный стресс для организма куда опаснее самой болезни. Больных туберкулезом по существовавшей тогда практике заставляли резко набирать вес, чтобы полнокровием убить туберкулезную палочку. Но фон Ноорден и здесь шел своим путем, на практике доказывая коллегам, что откармливание пациентов дает эффект лишь в единичных случаях. А у остальных больных лишний вес только перегружает сердце больного, но не побеждает туберкулез.

Карл фон Ноорден ко всему прочему стал разрешать пациентам то, от чего другие врачи приходили в ужас. Всем известно, что больным-почечникам категорически запрещено спиртное. Но фон Ноорден полагал, что любители вина и крепких напитков все равно время от времени будут срываться, нанося себе непоправимый ущерб. И потому сам разрешал им употребление алкоголя. Он доказывал, что полбутылки шампанского на ночь прекрасно успокоят нервы пациента и дадут ему хороший сон, что в свою очередь принесет пользу его почкам.

Особое внимание профессор уделял борьбе с лишним весом. Он учил, что избыточный вес усугубляет любые болезни. Но предлагал бороться с тучностью без обычных для конца XIX века способов — изнуряющих физических упражнений, питья огромного количества минеральной воды и массажа. Фон Ноорден приводил в одном из своих трудов следующий пример. Одна из его пациенток считала, что у нее излишне полные руки, и настаивала на назначении массажа. Профессор попросил ее в качестве эксперимента делать антицеллюлитные, как бы сейчас сказали, процедуры только на одной руке, и спустя шесть недель дама убедилась, что массируемая рука увеличилась в охвате на полтора сантиметра.

Всем этим методам Карл фон Ноорден противопоставлял свои диеты. Причем он отнюдь не проповедовал голодание, сыроедение или блюда, своим безвкусием вызывающие отвращение к пище. Профессор считал, что пряности, безусловно, вредны. Но, основываясь на своих наблюдениях, он доказывал, что соль, уксус и лимонная кислота могут и даже должны входить в рационы больных. Так что предлагаемые им блюда отнюдь не были отвратительно пресными.

Однако главным коньком профессора стали его рецепты. Такие тонкие блюда теперь готовят разве что в ресторанах высокой кухни. Их приготовление и в XIX веке требовало значительного труда, но с этим вполне могла справиться прислуга. А сам фон Ноорден и не скрывал, что его пациенты — достаточные во всех отношениях, кроме здоровья, люди. Возможность лечиться легко, а главное, вкусно вызвала ажиотаж среди страждущих по всей Европе, и во Франкфурт к профессору фон Ноордену потянулись состоятельные пациенты и желающие стать стройнее дамы со всего континента.

Естественно, его коммерческие успехи вызвали бешеную зависть у коллег, но Карл фон Ноорден извлекал прибыль даже из ненависти. Чем больше его ругали конкуренты, тем больше был интерес к его книгам и, соответственно, их тираж. В России, например, его труд "Руководство к патологии обмена веществ" перевел виднейший русский физиолог профессор Иван Сеченов. Книги читали столичные и провинциальные врачи и отправляли в клинику фон Ноордена своих пациентов. Вслед за состоятельными клиентами потянулись титулованные и коронованные особы. И даже русские газеты регулярно сообщали, что Карла фон Ноордена вызвали к тому или иному заболевшему монарху.

Пользуясь славой, профессор постоянно расширял свой бизнес, и к 1910-х годам кроме клиники открыл и несколько санаториев. Причем поток клиентов был таким, что конкурентам оставалось только плакаться. Русский врач Лев Бертенсон в 1915 году писал: "Относительно фон Ноордена не могу не сказать, что этот печальной репутации (в моральном отношении) профессор пооткрывал свои санатории-лавочки во Франкфурте, Вене, Киссингене, в которые бесцеремонно направлял как своих, так и посторонних больных".

"Устроить дело отправки инкогнито"

Благоденствие фон Ноордена закончилось с началом первой мировой. А после ее окончания даже предложение отправиться в холодную Москву для обследования большевистских лидеров было большой удачей для профессора. Фон Ноорден быстро почувствовал, чего хотят высокопоставленные советские чиновники и, как обычно, дал клиентам именно то, что они желали, лечение за границей. При этом русские врачи были довольны тем, что с них снимается вся ответственность за здоровье кремлевских пациентов, страждущие большевики были рады отдохнуть от тягот социалистической жизни в Германии или Австрии, а фон Ноорден успешно поправлял финансовые дела своего оздоровительного хозяйства.

В 1920-е и в начале 1930-х годов партийное руководство соглашалось на зарубежное лечение ответственных и творческих товарищей без особых проблем. Вопрос был лишь в том, чтобы положение просителя в советской иерархии соответствовало запрашиваемой на лечение сумме. Кроме того, в каждом случае решался вопрос: ехать ли товарищу под своим именем или прибегнуть к конспирации? К примеру, в 1928 году о поэте революции Демьяне Бедном решили следующее:

"а) Немедленно направить тов. Демьяна Бедного для лечения за границу с женой и одним сопровождающим, знающим немецкий язык.

б) Справиться с врачами о дне отправки и обязать тт. Менжинского и Карахана устроить дело отправки инкогнито".

Денег на поправку своего здоровья вожди пролетариата не жалели. В 1933 году, когда для закупок за рубежом оборудования у населения изымали последние ценности, лимит валюты на заграничное лечение руководящих работников Политбюро решило не устанавливать. В том же 1933 году, после прихода к власти в Германии нацистов, профессор перевел основную базу в свой венский санаторий, и туда пошел поток высокопоставленных советских пациентов. Регулярно консультировался у фон Ноордена главный кремлевский хозяйственник — секретарь ЦИКа Авель Енукидзе, а также руководители лечебно-санитарного управления Кремля Михаил Металликов и сменивший его в 1934 году Иосиф Ходоровский. Последнему еще в 1922 году, когда он работал в Сибири, был поставлен диагноз "общее нервное переутомление при явлениях резкой возбудимости", а лечение диетами неврозов фон Ноорден считал своим коньком. Пользовался услугами профессора и глава ЦИК Украины Григорий Петровский.

В Вену выезжали и высокие военные, и партийные чины, включая заведующего отделом ЦК ВКП(б), будущего наркома внутренних дел Николая Ежова. После ареста на допросах в 1939 году он подробно рассказывал о своих поездках к фон Ноордену для избавления от туберкулеза. Лечение в Вене в 1934 году помогло Ежову настолько, что год спустя он ехал в Австрию уже с женой и вполне здоровым человеком. А понимающий профессор порекомендовал ему прогуляться на итальянские курорты, полечиться лучшим виноградом Апеннин.

Однако обстановка в СССР заметно менялась, и в Кремле решили сократить размеры лечебного туризма, для чего по образу и подобию венского санатория фон Ноордена начали строить подмосковный санаторий "Барвиха". В показаниях Ежова говорится, что первоначально намечалось назначить главным врачом "Барвихи" сотрудника фон Ноордена доктора Энглера. Но затем было принято другое решение: в Вену отправили на стажировку советских врачей, из которых должны были выбрать самого подготовленного и знающего методику фон Ноордена.

"Для пользования товарища Серго"

В 1935 году "Барвиха" приняла первых пациентов. Но уже к началу следующего года выяснилось, что без помощи Карла фон Ноордена все-таки обойтись не удастся: резко ухудшилось состояние одного из ближайших сотрудников и близких друзей Сталина — Григория Константиновича Орджоникидзе. Товарищ Серго уже давно и обоснованно считался тяжелобольным человеком. В 1929 году ему удалили одну почку, долго лечили и пытались запрещать работать. В начале 1930-х, казалось, лечение принесло результат. Но в декабре 1934 года, после убийства Кирова, как свидетельствовали очевидцы, его состояние резко ухудшилось. У него произошел тяжелый сердечный приступ, и врачи боялись, что его не удастся спасти. Когда несколько дней спустя он появился в своем Наркомате тяжелой промышленности, сотрудники поразились. Его обычная энергичность куда-то испарилась, он заметно постарел и поседел.

После некоторого улучшения Орджоникидзе стало хуже. В январе 1936 года Политбюро приняло решение отправить его на дачу и запретило ему принимать более одного-двух человек в день. К началу лета Орджоникидзе снова почувствовал себя плохо. И тогда в Кремле снова вспомнили о фон Ноордене. В клинике профессора долгие годы изучались сердечные и прочие болезни, вызываемые почечной недостаточностью. И товарищ Серго был вполне подходящим для него пациентом. Оставалось только уговорить профессора, который не горел желанием ехать в страну, где один за другим идут политические процессы и любого могут обвинить в шпионаже и терроризме. Задачу поручили полпреду СССР в Австрии Ивану Лоренцу. 23 июня 1936 года он прислал шифротелеграмму начальнику Лечсанупра Ходоровскому и наркому внутренних дел Ежову:

"Вне очереди

По просьбе Берлина я добился, что Норден (так в тексте.— "Власть") дал мне принципиальное согласие выехать в Москву для пользования товарища Серго. Норден согласен выехать 26 или 27 июня. Он ставит следующие условия:

1) едет с женой;

2) на срок около пяти дней в Москве;

3) ему надо обеспечить две комнаты в первоклассной гостинице и соответственное помещение в Барвихе, чтобы он жил за городом, но имел бы также помещение в Москве;

4) насчет гонорара с Норденом буду говорить завтра.

Имейте в виду, что товарищ Серго об этом ничего не знает.

Мне кажется, что Норден согласится смотреть и других наших товарищей и что он может пробыть у нас больше пяти дней.

Сообщите немедленно о желательном дне выезда Нордена. О гонорарных требованиях сообщу дополнительно".

Гонорар фон Ноордену предложили такой, что отказаться было решительно невозможно — $2050. На эти деньги можно было купить три автомобиля. Политбюро выпустило и строгое указание намеченным к лечению товарищам:

"Обязать тт. Орджоникидзе, Чубаря и Ежова направиться в клинический санаторий "Барвиха" утром 30 июня с. г.

Косиора, Димитрова, Гамарника, Бадаева, Пятницкого и Вейнберга — с утра 1 июля с. г.

Указанным товарищам оставаться в "Барвихе" в течение всего времени, какое признано будет необходимым профессором Ноорденом; запретить им на это время отлучаться в Москву и заниматься какими бы то ни было служебными делами".

Большинство указанных руководителей страдало расстройствами организма на нервной почве, что было своего рода кремлевским профзаболеванием. Осип Пятницкий, говорят, не показывая вида, переживал снятие с поста секретаря Коминтерна, Влас Чубарь с трудом справлялся с обязанностями зампреда Совнаркома, секретарь ВЦСПС Гавриил Вейнберг боялся, что ему припомнят старые связи с троцкистами. Тяжелее всех приходилось Ежову. Он боялся так, что исхудал и иссох, и врачи констатировали, что у наркома неврастения, "упадок питания" и букет вызванных этим болезней. А Орджоникидзе даже писал ему:

"Здравствуй, дорогой Ежов.

О тебе идет плохая молва: не спишь, не обедаешь и всякие подобные прелести. Я должен по-дружески сказать, что ежели ты свалишься, поставишь себя, партию и всех нас в дурацкое положение..."

У генерального секретаря украинской компартии Станислава Косиора и заместителя наркома пищевой промышленности СССР Алексея Бадаева кроме неврозов явно наблюдался избыток веса. Так что их общение с фон Ноорденом могло принести пользу не только в качестве маскировки персонального обследования Орджоникидзе. И несомненную пользу от консультаций должны были получить серьезно больные глава Коминтерна Георгий Димитров и начальник Главного политуправления РККА Ян Гамарник, страдавшие диабетом и связанными с ним недугами.

Как показывал на следствии Ежов, он пробыл в "Барвихе" 8-10 дней. Видимо, как и все остальные. Однако никому из пациентов фон Ноорден ничего не сказал. Только осенью лечащий врач сообщил Орджоникидзе, что профессор нашел у него признаки улучшения состояния. А Гамарнику осенью 1936 года предложили приехать для повторного обследования в Вену. Ехать предстояло под вымышленным именем, и потому главному красноармейскому политработнику пришлось сбрить бороду, не менее знаменитую, чем усы маршала Буденного. Поездкой он остался недоволен. Встречавший его на вокзале в Москве адъютант вспоминал, что Гамарник приехал раньше срока и весь обратный путь проделал в общем вагоне, чтобы не тратить народное золото. А про фон Ноордена говорил, что тот ничего не понимает. Не почувствовал улучшений и Ежов.

Однако в Кремле верили, что фон Ноорден поможет Орджоникидзе. Ведь некоторые улучшения после его визита у товарища Серго все-таки были. 2 февраля 1937 года профессора решили пригласить на прежних условиях. Но 18 февраля Орджоникидзе не стало, и до сих пор продолжаются споры о том, застрелился он или был убит по приказу Сталина.

Необходимость в приезде фон Ноордена отпала сама собой не только из-за Орджоникидзе. 31 мая 1937 года застрелился Гамарник, а затем одного за другим арестовали и расстреляли большинство советских пациентов профессора. Остались в живых лишь Бадаев, Вейнберг и Димитров. Последний умер в 1949 году именно от того, от чего его лечил фон Ноорден. Сам профессор скончался в 1944 году, прожив 86 лет. Возможно, он с присущей ему усидчивостью и педантичностью систематизировал свои наблюдения за кремлевскими пациентами. Он должен был понять, что от страха, который испытывают в Кремле, ни одна диета помочь не может. От него вообще ничего не помогает.

ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ