концерт классика
В Большом зале консерватории прошел первый концерт из цикла "Скандинавская триада" — нового просветительского проекта знаменитого дирижера Геннадия Рождественского. В программе четырех концертов — малоизвестные у нас (а то и вовсе исполняющиеся в России впервые) произведения норвежца Эдварда Грига, финна Яна Сибелиуса и датчанина Карла Нильсена. Кантатные и оркестровые произведения последнего в исполнении Государственной академической симфонической капеллы России слушал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Именно Карл Нильсен (1865-1931) в представленной триаде кажется для широкого слушателя наиболее загадочным: Грига по фортепианному концерту и по музыке к "Пер Гюнту" все знают еще с детства, Сибелиус тоже, в общем, на слуху. Меж тем, обращаясь к наследию Нильсена, есть что показать и чем удивить — во-первых, в смысле жанрового разнообразия этого наследия (шесть симфоний, две оперы, инструментальные концерты, да еще и хоровые кантаты). Во-вторых, что особенно существенно, в смысле стилистики его музыки.
Больше всего, как оказалось, в музыке этой отголосков позднего романтизма, что интерпретация Геннадия Рождественского только подчеркивала. Что не делает при этом композитора подражателем; оригинальности и даже некоторого новаторства (более сильным словом — "бунтарство", к примеру — это не назовешь) достаточно и в мелодическом, и в гармоническом языке. Это демонстрировали и открывавшая концерт увертюра "Гелиос" (программное сочинение, картинно изображающее восход и закат солнца над морем), и особенно концерт для скрипки с оркестром, впечатливший кропотливой, рельефной и подчеркнуто интеллектуальной работой солиста — скрипача Александра Рождественского.
С кантатно-ораториальными произведениями положение даже еще интереснее. Две большие кантаты, "Сон" (для хора и оркестра) и "Гимн любви" (для четырех солистов, хора и оркестра), при всей выдержанности и стройности своего языка, в исполнении Госкапеллы выдавали еще больший разброс художественных влияний: с одной стороны, разборчивые намеки на духовную атмосферу символизма, с другой — баховские оттенки серьезного и "ученого" хорового письма.
Конечно, сложно говорить о том, что это исполнение сочинений Карла Нильсена — безусловный императив, после которого филармонические афиши немедленно запестрят его именем. Как всякое восполнение пробелов, это как минимум поначалу процесс факультативный, хотя и благородный, и приятный, как всякое музыкальное открытие. Впрочем — что неизбежно — обаяние этих открытий все равно многим обязано самой личности дирижера.