некролог
Умер один из последних великих писателей ХХ века — Курт Воннегут. Два самых известных его романа были написаны в 1960-е, но сразу обрели статус классических, то есть таких, через которые должно пройти каждое новое поколение читателей. Он страдал от черепно-мозговой травмы, полученной после падения несколько недель назад, и скончался в среду. Ему было 84 года.
Последней книгой Курта Воннегута стал публицистический сборник антибушевских статей "Человек без родины". Со страстностью, неожиданной для пожилого писателя, который давно уже мог бы спокойно почивать на лаврах, он обличал нынешний режим. Он, всю жизнь придумывавший великолепнейшие и остроумнейшие сценарии всеобщего Апокалипсиса — от нашествия инопланетян до крушения мирового экономического порядка, был не на шутку раздосадован таким банальным сюжетным ходом, как явление Буша-младшего с его беспомощными иракскими бомбардировками. Часть ответственности за подобную несправедливость он грозился переложить на табачников Pall Mall, ведь почему-то, несмотря на их предупреждения, он хоть и курил с 12 лет, но дожил до 80 с хвостиком. Тем не менее успех "Человека без родины" Курт Воннегут оценил как "хороший бокал шампанского в конце жизни".
Несмотря на все эти иронические сетования по поводу затянувшейся старости, именно столько, 84 года, он отсчитал и своему излюбленному персонажу писателю-фантасту Килгору Трауту. Траут, который всегда фонтанировал идеями, но, к сожалению, не умел писать, был своеобразным альтер эго самого Воннегута. Правда, у него добрая половина героев ходила в альтер эго, но именно Килгор Траут умудрился побывать персонажем сразу нескольких романов, а потом зажить своей собственной жизнью. Да еще долгие десятилетия напоминал легиону сочинителей фэнтези о единстве "содержания" и "формы".
Этого персонажа Курт Воннегут оделил собственными комплексами. Ведь сам он пришел в литературу из журналистики и сравнительно поздно: его первые романы "Механическое пианино" и "Сирены Титана" был опубликованы в 1952-м и 1959-м. Причем эти работы тогда не были оценены критикой — по-настоящему признание пришло к нему после публикации "Колыбели для кошки". В 1967 году он благодаря стипендии Гуггенхайма поехал в Дрезден, чтобы собрать материал для нового романа. Именно там во время бомбардировки 1945 года он пережил важнейший для своего будущего писательства опыт — так родился еще один культовый роман, "Бойня номер пять".
Создатель сложнейшего художественного мира, признанный кумир интеллигенции, чьи произведения вошли в американскую школьную программу, он тем не менее всегда очень иронически высказывался о своих литературных дарованиях. "Новому ньюйоркцу" Сергею Довлатову, например, рекомендовал себя как "рядового" писателя и тем самым поверг того в отчаяние: уж если сам Воннегут "рядовой", то что же делать простым смертным? Говорил, что его книги, словно мозаики, складываются из крохотных кусочков, или "анекдотов". Поэтому и не любил, когда его именовали "фантастом", ведь был он никаким не "жанровиком", а просто именно так ему было удобнее выражать свои мысли. Читателям же вовсе не мешали ни некоторая лапидарность его "телеграфно-шизофренического" стиля, ни повторы, ни оборванные на полуслове финалы.
У нас Курт Воннегут стал "своим", "русским" писателем — и не в последнюю очередь благодаря прекрасным переводам Риты Райт-Ковалевой. А главное, он появился вовремя: "Механическое пианино" ("Утопия-14") — в 1967-м, "Колыбель для кошки" и "Бойня номер пять" — в 1970-м. Конечно, не все сразу: многие его романы и рассказы были переведены уже в начале 1990-х. К примеру, "Большой космический трах" (1972) этого не чурающегося метких словечек шутника долетел до нас лишь спустя 20 лет после написания. Тем не менее Курт Воннегут вместе с битлами и оперой "Иисус Христос — суперзвезда" стал символом вольномыслия для поколения конца 1960-х. Они с религиозным трепетом приняли его игровую философию о гранфаллоне и карассе, мнимом и истинном единстве людей. Курт Воннегут оказался тем самым автором, по которому можно "настраивать" собственный внутренний мир — без излишних иллюзий и без чрезмерного цинизма. Он хоть и числился в почетных президентах американской Ассоциации гуманистов, никогда не утруждал себя прямой пропагандой высших ценностей, но всегда знал, что таковые существуют.
