фестиваль театр
На фестивале "Золотая маска" со спектаклем "Figaro" выступил Театр музыкальной комедии из Екатеринбурга. Ремикс-опера по мотивам Моцарта и Бомарше в постановке Дмитрия Белова включена в номинацию "Оперетта/мюзикл". Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Номинация "Оперетта/мюзикл" на пять лет моложе премии "Золотая маска": легкий жанр выделили в самостоятельный конкурс только в конце 90-х годов. Немалую роль в этом сыграла коллективная обида музкомедиантов, обойденных вниманием национальной театральной премии. Еще более веским мотивом был приход импортных мюзиклов — игнорировать победоносную реальность для "Маски" далее было невозможно.
Впрочем, этот раздел "Золотой маски" долгое время оставался несколько ущербным: наскрести в него спектаклей экспертному совету удавалось с большим трудом — больше трех постановок в номинации ни разу не собиралось, а часть положенных гибридному жанру наград не присуждались вовсе. Как правило, борьба за "Золотую маску" разворачивалась между очередным московским мюзиклом-клоном и столь же очередной "цветущей акацией" из провинции — той самой, единственной из всей России, которую с минимальным для престижа премии ущербом можно было показать в Москве.
В нынешнем году ситуация иная, отражающая известный спад интереса к иноземным образцам. Все три спектакля исключительно отечественного происхождения и производства: "Москва, Черемушки" Дмитрия Шостаковича в исполнении все-таки оперного, а не опереточного Театра Станиславского и Немировича-Данченко, детский спектакль "Маугли" столичного Театра оперетты и, наконец, гастрольный "Figaro" Свердловского (именно так продолжают величать себя екатеринбуржцы) театра музыкальной комедии. И опера как жанр, и сцена Театра оперетты, где показывали "Figaro", автору идеи и режиссеру Дмитрию Белову — родные: режиссерское образование он получил в Петербургской консерватории, поставил "Снегурочку" в Большом театре, но в последние годы занимался как раз мюзиклами, шедшими на сцене Театра оперетты,— "Метро", "Нотр-Дам" и "Ромео и Джульетта".
В своем новом спектакле господин Белов решил поженить всех со всеми — оперу с мюзиклом, оперетту с рок-оперой, драму с дискотекой. Жанр "Figaro", созданного на основе оперы Моцарта "Свадьба Фигаро" и пьесы Бомарше "Безумный день, или Женитьба Фигаро",— опера-ремикс. Аранжировки Моцарта сделали композитор Игорь Пономаренко и музыкант Антон Куликов, а вокальные партии переложила по замыслу режиссера екатеринбургская джазовая певица Елена Захарова. На что только тут не переложен Моцарт! Особо чуткие музыкальные уши, конечно, различат в музыкальных темах спектакля первоисточник замысла — соло и ансамбли из моцартовской "Свадьбы Фигаро". Но на сцене они преображены и перелиты в рок-н-ролл и тяжелый рок, джазовый вокал и даже слащаво-популярную итальянскую попсу, все-таки язык оригинала оперы Моцарта — итальянский. Актеры свободно перескакивают из одного стиля в другой не только вокально, но и пластически — то пародируя жеманную пластику галантных стилизаций, то отплясывая как на современном танцполе. Напор, с которым режиссер и актеры набрасываются на материал и на зрительный зал, поначалу застает публику врасплох, тем более что драматические куски из изрядно сокращенной пьесы Бомарше удаются им, торопливо накрикивающим в микрофоны, не лучшим образом.
Но постепенно действие увлекает все больше и больше. В конце концов, Дмитрий Белов предлагает не более чем игру. Спектакль обрамлен интермедиями, в которых действует так называемый киберперсонал — роботы и "виртуальные мутанты", по вертикальной электронной строке бегут сходящие с ума и теряющие порядок буквы, а сами персонажи пьесы вылупляются из надувшихся полиэтиленовых пакетов, точно какие-то сомнительные продукты современных технологий. Садовую траву в последнем действии здесь нюхают как "травку", а сюжетные перипетии пьесы проигрывают с вполне современной иронией, как бы проверяя, сколько именно из Бомарше можно вместить в зажигательную смесь "Figaro".
Художник Виктор Шилькрот тоже "играет": исторические детали вроде дверей и алькова-беседки вмонтированы в технологичные строительные ширмы — вполне в духе всеядного, быстро бегущего и неразборчивого времени. Не случайно остатки знаменитого монолога Фигаро о своей судьбе перенесены из середины пьесы в финал спектакля. Конечно, если рассматривать прием в отрыве от номинации "Маски", то он покажется слишком многозначительным и потому слегка провинциальным — мол, чтобы зритель не забыл задуматься о вечном. Однако в конкретном конкурсном показе выкрик на тему "кто мы такие, куда мы идем, и кто такой я?" оказался "в тему". Вопрос о самоидентификации жанра и о возможных путях его развития поставлен хоть и весело, но довольно внятно.