концерт классика
В рамках филармонического абонемента, ненадолго освобождающего оркестр Большого театра от сидения в оперной яме, в Большом зале консерватории прошел вечер, целиком посвященный Рихарду Штраусу. Главной приманкой программы была немецкое сопрано Рикарда Мербет. За пультом стоял Александр Ведерников. Слушала ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
Симфонические концерты оркестра Большого театра постепенно становятся обычным делом, что приближает его жизнь к мировым стандартам. Подобные вылазки из оркестровой ямы хоть и отвлекают оркестрантов от основной работы, но чрезвычайно повышают их самосознание, расширяют кругозор и, в конце концов, обогащают нашу концертную жизнь. Еще неизвестно, когда в самом Большом театре дойдет черед до опер Рихарда Штрауса: это целый континент, к которому страшно приближаться. Но начинать с чего-то надо, и маэстро Ведерников осуществляет уже не первую такую попытку.
Главное впечатление от концерта — это оркестр. Хорошо было слышно, что он достиг одного из лучших своих состояний, продемонстрировав фирменный набор положительных качеств: прозрачность, аккуратность, уравновешенность, хороший баланс и разнообразие оттенков. Аккуратной, уравновешенной и гораздо менее разнообразной была специальная гостья программы — впервые посетившая Москву Рикарда Мербет. Она не относится к числу первостатейных звезд, но имеет внушающий доверие послужной список, от Венской оперы до вагнеровского фестиваля в Байройте, и хорошо зарекомендовала себя в подходящем случаю репертуаре: ее знаменитая партия — Дафна в одноименной опере Рихарда Штрауса.
В концерте ей было отведено все первое отделение, в котором она исполнила в общей сложности 11 песен в сопровождении оркестра — и все, за исключением бисового "Посвящения", довольно-таки равнодушно уткнувшись в ноты. Лучшим в ее исполнении был предпоследний номер из цикла на стихи Клеменса Брентано "Амур", где ее насыщенный голос гладко скользил и сверкал в высоком регистре. Но там, где сверкать в вышине не требовалось, досадно не хватало нижнего регистра — а заодно и заинтересованности в исполняемой музыке.
Оркестр казался более заинтересованным, и самый свой чарующий аккомпанемент он подарил песне "Утро" на слова Джона Маккея, истаивающей по примеру знаменитого малеровского "Адажиетто" из Пятой симфонии. Второе отделение было отдано уже только оркестру, но тот, оставшись без солистки, продолжал себя вести чинно, негромко и даже робко. К исполняемой музыке это не очень подходило, хоть и сбивало с нее пафосную пену — надо думать, именно в этом состояла дирижерская концепция маэстро Ведерникова. Играли симфоническую поэму "Жизнь героя", относящуюся к раннему периоду творчества Рихарда Штрауса, где в качестве героя композитор имел в виду самого себя. Продолжая романтическую традицию, он написал масштабное, пестрое и довольно претенциозное автобиографическое полотно, в котором не обходится без любви и войны и главный герой противопоставлен окружающему его враждебному миру — существенную его часть, согласно легенде, составляла журналистская критика, изображенная колкими выпадами деревянных духовых.
Деревяшки, кстати, были в оркестре Большого театра на высоте. Медь, которой отведена важная и сложная роль, тоже вела себя почти безгрешно. Первая скрипка, у которой внушительная сольная партия, отвечающая за любовную тематику, была виртуозна, хоть и не слишком романтична. И другие свои достоинства оркестр преподносил очень грамотно. Все происходящее в партитуре было слышно и видно практически как на рентгене. Но порой казалось, что скелет есть, а мяса как-то не хватает — периодически хотелось подбавить мощи, драйва и сумасшествия. И какова бы при этом ни была концепция дирижера, скелет героя — это не совсем герой.