Бурные события в Киргизии, где "оживающая" вместе с весенней природой оппозиция призывает к радикальным политическим реформам и добивается досрочной отставки президента Курманбека Бакиева, по странному стечению обстоятельств совпали с начинающимися коренными преобразованиями в соседнем Таджикистане. Впрочем, ничего странного в этом совпадении нет. То обстоятельство, что и в той, и в другой бывшей советской республике сегодня висит в воздухе заветное слово "реформа", весьма символично. Тем самым правящие элиты бывших советских среднеазиатских республик словно подводят итоги первого этапа независимого развития, начавшегося полтора десятилетия назад, с распадом СССР. И в полной мере осознав его исчерпанность, хотят поскорее перейти ко второму этапу, позволяющему окончательно порвать с советским прошлым.
Здесь-то и начинается самое интригующее. Потому что, как выясняется, моделей или стратегий дальнейшего развития независимых государств на южном флаге СНГ как минимум две. Одну из них можно условно назвать "туркменско-таджикской" моделью. В этом случае стоящие у руля вчерашние советские интернационалисты предстают в облике сегодняшних местных националистов. В качестве заменителя коммунистической идеологии они используют идеи, представляющие причудливую смесь из произведений вождя, Корана и учебников истории. Эти учебники весьма произвольно повествуют о великом прошлом, которое отлично заменяет будущее. Так создается новая постсоветская мифология, призванная стать железобетонным фундаментом новой власти. Между тем новая власть, с одной стороны, дает понять, что сбросила старую оболочку, с другой стороны, остается авторитарной по сути. В этом и состоит смысл "реформ", которые провел в Туркменистане покойный Сапармурат Ниязов, а сегодня проводит в Таджикистане идущий по его стопам Эмомали Рахмонов. Вернее, пора привыкать, уже не Рахмонов, а Рахмон. Атрибутами такой модели, в частности, являются несменяемость власти, полное отсутствие политической борьбы и каких-либо дуновений ветра в общественной жизни. В общем, это стабильность с минимальным уровнем потребностей и запросов со стороны общества, не способного или не желающего выйти из своего патриархально-феодального кокона.
Другую — альтернативную "туркменско-таджикской" модели — условно можно назвать "киргизской". То же восточное, по своей сути, клановое общество с теми же внутренними пороками сбрасывает старую кожу совсем по-другому. Оно не возвращается к своим "славным истокам" и не творит новую мифологию, как это происходит в Туркменистане и Таджикистане, а предпочитает жить как на вулкане: обрекает себя на нестабильность, легко низвергает одних кумиров и возносит других, создает реальные партии и общественные организации, имеет самостоятельный парламент, а не послушную машину для голосования.
Такая модель в перспективе дает стране и обществу больше шансов однажды преодолеть болезнь роста и стать нормальным государством, сколько бы шишек не набили в настоящем и будущем лидеры киргизской "тюльпановой революции" и сколько бы новых таких революций не состоялось.