премьера
В воскресенье Национальный театр оперы и балета представил первую премьеру этого года — трехактную оперу "Ярослав Мудрый" Георгия Майбороды. Очевидно, что пока главная музыкальная сцена Украины будет упрямо выхолащивать, консервировать, а затем преподносить публике оперные штампы XIX века, попытки реанимировать украинские партитуры советского времени вряд ли будут успешными.
Создавая в начале 1970-х партитуру на тему правления киевского князя Ярослава Мудрого, мэтр украинской композиторской школы Георгий Майборода взял за основу драматическую поэму "Ярослав Мудрый" Ивана Кочерги. После премьеры 1975 года стало понятно, что "Ярослав Мудрый" Георгия Майбороды, по существу, украинско-советский вариант исторической музыкальной драмы "Борис Годунов" Модеста Мусоргского, не достигающий музыкальной конкретики и трагизма прообраза, однако наследующий значительную часть его драматургических приемов.
Первая постановочная группа, в которую входил дирижер Стефан Турчак, внесла в авторскую партитуру свои коррективы. А у нынешних постановщиков, режиссера Анатолия Соловьяненко и дирижера Николая Дядюры, и выхода другого не было: в двух изданных редакциях оперного клавира и неизданной партитуре оказалось огромное количество разногласий. Внося в оперу незначительные купюры, господа Соловьяненко и Дядюра старались сделать действо более динамичным, а на деле еще раз упростили уже упрощенное.
Вероятно, сам того не желая, режиссер Анатолий Соловьяненко свел историческую драму к театру марионеток, в котором солисты и хористы лишний раз и руки не поднимут. Большинство симметрично выстроенных мизансцен практически неподвижны, будь то открывающая оперу картина, в которой монахи переписывают священные тексты, или заключительное славословие, где огромный хор четко расставлен по сторонам от центральной лестницы. Да и что говорить о хоре и солистах, если в единственной хореографической картине, изображающей битву русичей с печенегами (балетмейстер-постановщик — Анико Рехвиашвили), танцоры "ниточкой" выписывают на сцене этнографические узоры.
Тоталитарный порядок во всем происходящем на сцене нарушают только пастельные декорации братьев Тадея и Михаила Риндзаков. В динамичных, накладывающихся друг на друга и проступающих, как палимпсест, образах святых львовские художники воплотили идею расширяющегося пространства. А ведь у них как раз было самое сложное задание, так как место действия оперы практически не меняется. Значительно проще с созданными Натальей Кучерей историческими костюмами, помогающими ориентироваться в сюжетной интриге: "хорошие" здесь одеты в светлое, а "плохие" — в темное.
Все происходящее на сцене можно было бы воспринимать как музейную реконструкцию, однако партитура не позволяет: то здесь, то там у Георгия Майбороды цитатные славословия сменяются беззаботными польками, а фанфары духовых — романсовым умилением. Оркестр под управлением Николая Дядюры звучал вполголоса, маловыразительно и в очень хрупком ансамбле с солистами и хором (хормейстер-постановщик — Лев Венедиктов). В каком-то смысле приглушенное звучание оркестра было вынужденной мерой: исполнитель главной партии бас Сергей Магера не давал звука должной силы и размыто артикулировал текст. Собственно, лучшими оказались исполнители второстепенных партий: теноры Дмитрий Попов в роли монаха-художника Никиты, Дмитрий Кузьмин в роли каменщика Журейко, а также сопрано Наталья Николаишин в роли крестьянки Милуши. Хороши были Алла Родина и Елена Бихунова в партиях дочек Ярослава, выделялся характерным вокальным комизмом Олег Сычов в роли монаха Свичкогаса.
Несмотря на отдельные актерские удачи, о происходящих на сцене событиях, содержании диалогов, роли политических интриг, любовных коллизий и личной харизмы Ярослава можно только смутно догадываться. Поэтому, не прочитав поэму Ивана Кочерги, поход в Национальную оперу стоит отложить до лучших времен.