Событие недели — "Луна" (La Luna, 1979) Бернардо Бертолуччи (25 марта, "Первый канал", 1.30 *****). Для него вообще характерно чередование фильмов о "большой" истории с фильмами интимными, семейными, сексуальными. В них пресловутая "большая" история тоже отражается. О ней могут не говорить, ее не замечать, но она где-то там, за кадром, отбрасывает свою тень на страсти, разыгрывающиеся в четырех стенах. Так, после эпического "XX века" (1976) Бертолуччи поставил "Луну", фильм, за который в наши дни его в лучшем случае по головке бы не погладили. Ведь речь в нем идет об инцесте, сюжете нынче табуированном, даже если инцест, как в "Луне", не буквальный физический акт, а метафора поисков любви, опоры, спасения.
"Луна", кажется, единственный фильм Бертолуччи, в котором он обращается к такой вездесущей теме итальянского кино, как опера — синониму мертвой, искусственной, подгнившей красоты. Впрочем, героиня, молодая оперная дива Катерина, в жизни предпочитает твист. Отплясывая, выкрикивает что-то вроде: "Как здорово было в 60-х, когда мы во что-то верили!" Опера пленила ее, отгородила от мира. Любуясь собой на сцене, она не замечает, что почти потеряла Джо, своего 15-летнего сына. Джо узнает, что человек, которого он считал отцом и который в начале фильма умирает за рулем автомобиля, на самом деле отчим. Ведомый инстинктом зверька, он ищет настоящего отца в Италии, куда мать вернулась после 15-летнего пребывания в Америке. Подсаживается на героин. И принимает материнское тело, словно утопающий хватается за соломинку. Советская критика такой сюжет клеймила как "вульгарный фрейдизм". Конечно, фрейдизм, конечно, изощренная версия мифа об Эдипе, но ни в коем случае не вульгарная.
"Преданный садовник" (The Constant Gardener, 2005), экранизация романа Джона Ле Карре модным бразильцем Фернандо Мейрелишем, тоже попытка совместить "большую" и частную истории (23 марта, "Первый канал", 23.50 ***). Карьерный английский дипломат в Кении расследует убийство своей жены, вроде бы совершенное вульгарными грабителями. На самом деле с ней расправились за то, что она узнала позорную тайну фармацевтической монополии: под видом лечения от СПИДа на туземцах ставят преступные эксперименты. Но главное в фильме — не политика, а чувства стареющего мужчины к юной жене, которая изменяет ему направо и налево, но ради которой он готов пожертвовать карьерой, положением, превратиться в загнанного зверя и принять смерть от руки наемников почти с благодарностью.
"Тора! Тора! Тора!" (Tora! Tora! Tora! 1968) Ричарда Фляйшера и Кендзи Фукасаку несколько корректирует мнение, что Клинт Иствуд во "Флагах наших отцов" и "Письмах с Иводзимы" впервые показал войну на Тихом океане с двух точек зрения (24 марта, "Первый канал", 0.50 ***). Дипломатическая, военная и разведподготовка к японской атаке на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года показана в "Торе" тоже с американской и японской позиций. Это фильм не о злых агрессорах и доблестных защитниках демократии, а о роковой предопределенности войны. А еще — о фантастическом разгильдяйстве американцев.