Появилась новая категория фильмов-невидимок — те, премьеры которых отменяются вдруг в последний момент. Так уже было (по меньшей мере трижды) с "Тремя сестрами" Сергея Соловьева. Так случилось на этой неделе с "Годом собаки" Семена Арановича. Правда, в отличие от соловьевской картины, его фильм некоторые все же увидели: он был показан на Берлинском МКФ, где получил "Серебряного медведя" (см. Ъ от 22 февраля) и затем в Петербурге. Свидетелями этих двух премьер стали Инна Ткаченко, рецензия которой также публикуется в этом номере, и АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ, не имевший возможности пересмотреть фильм на родине, а потому основывающийся в своей трактовке фильма на воспоминаниях о берлинском показе.
Прежде всего хотелось бы развеять двусмысленности, возникшие в прессе и в кулуарах в связи с реакцией на "Год собаки" берлинской публики. Версия первая: премьера прошла "на ура", зал неистово хлопал, народ сидел на полу в проходах. Вторая: живо реагировали главным образом эмигранты. Причина несовпадения версий в том, что речь шла о двух просмотрах — вечернем и дневном. Если каждый вечер берлинский зал заполнялся благодарной публикой (практически независимо от того, какой фильм в программе), то совсем иначе обстояло дело днем, когда на просмотр собиралось несколько сотен журналистов со всего мира. Именно на дневных просмотрах и следовавших за ними пресс-конференциях формировалось профессиональное мнение вокруг фестивальных картин. К "Году собаки" отношение было ощутимо прохладным.
Никакой Берлин нам, впрочем, не указ. Лучше поэтому говорить о самом фильме, его достоинствах и изъянах. В том-то и дело, однако, что ни те, ни другие не существуют абстрактно, а обозначают себя только в контексте. Любовь стареющей девушки Веры и вора-рецидивиста Сергея — сюжет, конечно, замшелый, но имеющий полное право на существование в параметрах жанрового кино. Особенно благодаря неожиданному актерскому сочетанию Инна Чурикова --- Игорь Скляр.
Неудивительно, что столь красивый замысел пришелся по душе питерским интеллектуалам, уставшим от метафизики и абстракций "глобального кино" и жаждущим опрощения. Призыв к жанровому демократизму не впервые доноcится с берегов Невы. Время от времени местные концептуалисты пытаются, следуя парижским рецептам, вылепить культовую фигуру из очередного кандидата в Спилберги, или, на худой конец, в Лелуши. И как было не порадоваться, когда "в жанре" выступил не кто-нибудь из второго состава режиссуры, а сам Семен Аранович — заслуженный классик "ленинградской школы". Есть кому порадоваться и в Москве. Похоже, премьеру здесь перенесли, "идя навстречу съезду российских кинематографистов". Других достижений к середине апреля как-то не предвидится, а тут все же "Медведь" плюс подобие тематической актуальности. Не случайно Скляр с подачи режиссера акцентирует неврастению своего героя как следствие убийственных стрессов Времени. А основной сыр-бор разгорается, когда влюбленные попадают в зараженную радиацией зону, сталкиваются с мародерами, с пустыней бытия и со смертью. Не успеешь оглянуться, как и это кино становится метафорой глобального Чернобыля. Правда, зритель замечает это гораздо раньше, чем сами герои, которые все маются и маются в сетях вялой любовной интриги.
На том же берлинском экране кипели куда более энергичные страсти — ирландские, польские, английские, американские. И все были настоены на крепком растворе криминальной, или политической, или социальной мелодрамы, столь любимой нашими "постмодернистами". Выпав на время из неформального питерского и официального московского контекста, в этом чуждом заграничном совсем поблекли и Сергей, и Вера, и трое мародеров — все не считая собаки.