В четверг в Киноцентре завершилась программа "Дикий постмодернистский Восток", объединившая четыре фильма: "Гонгофер" Бахыта Килибаева, "Дикий Восток" Рашида Нугманова, "Кош ба кош" ("Чет-нечет") Бахтиера Худойназарова и "Воздушный поцелуй" Абая Карпыкова. Эту программу московская публика ожидала уже давно: ставшее зарубежным среднеазиатское кино попадает теперь в столицу России значительно позже и реже, чем на международные фестивали. Между тем, именно с ним критика традиционно связывает свои представления о "постсоветском постмодернизме".
Сколь ни удачно название этой программы, разом пародирующее множество клише (в том числе и утверждение, что так называемый "постмодернизм" непременно идет с восточных окраин бывшей Империи), под этой остроумной вывеской собрались слишком эстетически разнящиеся произведения. С одной стороны — "Гонгофер" Бахыта Килибаева, снятый по сценарию Петра Луцика и Алексея Саморядова: фильм, в котором русское слово, по-платоновски истовое и загадочное, втиснуто в тесное телевизионно-клиповое пространство, где воздуха уже почти не остается. С другой — "Воздушный поцелуй", радужный, с "французским" привкусом: в сюжетном построении этого фильма утонченные критики пытались обнаружить изощренную иронию. И, наконец, карнавальная, свободная стихия Рашида Нугманова, где игра со смыслами оборачивается "обнадеживающей пустотой", ничем не напоминает поистине "невыносимую легкость бытия" Бахтиера Худойназарова. Горделивый обладатель "Золотого леопарда" (фестиваль в Локарно) автор "Места на серой треуголке" Ермек Шинарбаев, свою новую картину дать Киноцентру отказался, а она могла бы составить удачный тандем с худойназаровской.
И все-таки: приняв на веру смелое заявление организаторов программы, что Восток — "дик", придется признать и то, что "слегка постмодернистским" его делает Рашид Нугманов, чей фильм стал гвоздем программы. Если в других трех картинах критики вынуждены были отыскивать "приметы постмодернизма" (которые при желании можно найти где угодно), то Нугманов щедро разбрасывает их по всей ленте, превращая "стеб" в принцип и заканчивая свою картину на высокой ноте торжествующего идиотизма, — так, как по его мнению, закончил свой знаменитый сериал любимый режиссером Дэвид Линч.
Но "идиотизм" Линча таит в себе извечную трагедию двусмысленности этого мира. "Идиотизм" же Нугманова остается вещью в себе, игрой неопасной и бессмысленной. Хотя "чудовищная метафизическая тоска" выражена у Нугманова точнее, чем в фильмах других постсоветских авторов. На их фоне Нугманов — Сокуров наоборот, как странно это ни прозвучит для обоих. Дэвид Линч — между ними и над ними, ибо он смотрит на мир более пристально и спокойно, ничего не опасаясь и уже давно ни над чем не сокрушаясь. И этот взгляд американского режиссера становится уже частью не только европейской, но и евразийской ментальности.
И если через какое-то время "дикому постмодернистскому Востоку" удастся переплавить свой доморощенный постмодернизм и утомительную эсхатологию в "тигле свободного мышления" — болезненно заботящий среднеазиатских режиссеров вопрос об "интегрировании" в мировую культуру решится сам собой.
ДИЛЯРА Ъ-ТАСБУЛАТОВА