9 марта рядовое, в общем-то, представление "Жизели" в Мариинском театре стало событием. После десятилетнего перерыва в спектакль вернулась Ульяна Лопаткина. Среди ажитированной публики находилась ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Балетоманы подталкивали друг друга локтями, ностальгически вопрошая: "А помнишь ее дебют в 92-м?" Да, помню. Помню очаровательную рослую девушку, для которой первый год работы в театре завершился исполнением знаковой партии романтического репертуара. Застенчивость и естественность, наивность и старательность, с которыми она впервые танцевала "Жизель". Бесхитростное, без какой-либо задней мысли, высказывание Нинель Кургапкиной: "Альберт, обнимая кроткую Жизель, все же не должен вставать на цыпочки".
Десять лет, что Лопаткина провела без "Жизели", а "Жизель" без Лопаткиной, вряд ли можно назвать скучными: скучать никому, ни балерине, ставшей за эти годы народной артисткой России, ни спектаклю, ни публике не приходилось. Возможно, кто-то когда-то ненароком и вздыхал: "Ах, какой Жизелью была Лопаткина!", но точно так же можно было пожалеть и о том, что балерина перестала исполнять Мирту в той же "Жизели", Уличную танцовщицу в "Дон Кихоте", Китти в "Анне Карениной" Проковского.
В принципе, исполнение партии Жизели госпожой Лопаткиной было предсказуемым — в хорошем смысле слова. Балерину, отличающуюся отменным вкусом и редкой танцевальной культурностью, не заподозрить к пристрастии к внешним эффектам, броской самоподаче и роскошным туалетам, без которых многие "текущие" Жизели себя не мыслят. Эмоциональная сдержанность и отстраненность танцовщицы отрицают само появление госпожи Лопаткиной в виде наивной крестьяночки, взволнованно теребящей передничек и застенчиво потупляющей очи. Балерина отрицает и другую модную крайность — "пророческую" трактовку, когда на легкий стук Альберта из домика появляется Сивилла, услышавшая звук трубы Судного дня, уже знающая о предстоящем в конце дня крушении мира. Можно так определить феномен лопаткинского возвращения — она стала умнее, хотя никогда и не была деревенской дурочкой.
Сегодняшняя Ульяна Лопаткина в "Жизели" подобна Алле Демидовой в фильме "Пиковая дама": авторский текст прочитан без неуместного актерствования, с ровной, казалось бы, бесстрастной интонацией, но именно эта интонация несет в себе индивидуальное отношение исполнителя к собственно образу. Жизель стряхнула с себя квазиромантические финтифлюшки и гипертрофированные "чувствования", которыми обильно прослаивали роль практически все исполнительницы последних десятилетий. Жизель госпожи Лопаткиной не прячет голову в плечи, изображая крайнюю степень смущения. Не отдирает яростно лепестки несчастной ромашки, не сотрясается от рыданий при отрицательном ответе цветочка. Героиня очень деликатно и лишь на мгновение прикасается к самому краешку роскошного платья Батильды, тогда как большинство Жизелей цепко, подобно приказчикам в мануфактурной лавке, перебирают алый бархат, доводя шаловливые ручонки аж до области декольте. Получив в подарок драгоценную цепь, не падает ниц перед графиней на восточный манер. В сцене сумасшествия — отказывается от экспрессивных мер в виде распускания волос, широко осклабленного рта, да и вообще не изображает буйное помешательство, избавляя публику от живописных клинических подробностей. Она скорее "человек дождя", в какой-то момент с удивлением обнаруживающий себя в иной, но отнюдь не пугающей его реальности.
Без чрезмерной аффектации танцевала Ульяна Лопаткина и второй, призрачный акт. Ясная логика хореографии проступила уже в первом выходе Жизели-призрака: бесстрастная моторика вакхического кружения новоявленной вилисы сменялась столь же бесстрастным холодным покоем чистейших в своей классической правильности арабесков, без малейшего намека на особую "духовность", под которой балерины обычно понимают поникшие кисти, изящно склоненную к плечу головку и томный взгляд полуопущенных век. В адажио обошлось без распространенных пошлых акцентировок вздернутой в высшей точке ноги — госпожа Лопаткина нигде не позволила разорвать музыкальное и пластическое легато.
Об исполнении партии Альберта Игорем Колбом можно сказать лишь: он танцевал корректно. Честно говоря, это был его не самый удачный спектакль. Крайне неуместным казалось изменение вариации во втором акте: вместо двойных кабриолей по диагонали от верхнего угла сцены вниз к кресту господин Колб проделал в обратном направлении — пятясь от дорогой могилки — серию двойных sout de basques. Несомненно, это выглядело эффектно. Все равно что Гамлет начал бы свой знаменитый монолог так: "Дышать иль не дышать, вопрос, конечно, интересный...".
Дополнительную же порцию бальзама на сердце подлил починенный наконец-то люк на могиле героини: оказывается, исправный, без досадного скрипа функционирующий механизм способен добавить мистического драйва в сердца зрителей.