Отцы с Андреем Колесниковым

Маша год готовилась к своему дню рождения. В конце февраля ей исполнилось шесть лет.

Я помню, как в ее возрасте ждал дня рождения. Да, это было очень нервно. Иногда нервы сдавали. И тогда я начинал лихорадочно шарить под подушкой в поисках подарка. Его там, разумеется, не было. Я и сам понимал, что рано. Но на что-то же я рассчитывал. И я знаю на что. На чудо. Так в конце концов я понял, что чудес не бывает. Это случилось не сразу, только годам, по-моему, к десяти или даже позже. Но все равно раньше, чем я потерял веру в то, что Дед Мороз существует. Просто потому, что веру в Деда Мороза я не потерял до сих пор.

Где-то за месяц до дня рождения его ожидание достигло беспрецедентного накала. Она спросила меня, сколько осталось.

— 30 дней,— сказал я.— Ровно 30.

— Это много? — уточнила она.

— Ну, ты же умеешь считать до 30,— сказал я.

Она долго шевелила губами, а потом сказала с сожалением:

— Много. Очень много.

На следующий день она подошла ко мне и спросила, сколько теперь осталось до дня рождения.

— 29 дней,— пожал я плечами.

— 29?! — она глядела на меня как на предателя.

— Ну, по-другому-то не бывает,— сказал я.

Я объяснил ей, что такое обратный отсчет. Она сразу это поняла и на следующее утро прибежала ко мне с сообщением, что осталось 28 дней. С ней трудно было не согласиться.

Потом ее мама услышала, что до дня рождения осталось 20 дней,— и была поражена.

— Ты что,— тихо спросила она,— дочка, ты научилась считать сверху вниз?

Алена как будто не верила своему счастью.

— Ну да,— сказала Маша.— А что такого?

— А что такого? — повторил и я.

Оказалось, что девочка, которая умеет и считать до ста, и писать, и читать практически до бесконечности, несколько месяцев не могла научиться только одной вещи: обратному счету. Ее учили и воспитатели в детском саду, и няня, и мама, но ее как-то заклинило. Она никак не могла понять, в чем смысл обратного счета. И мгновенно поняла, когда речь зашла о чем-то действительно важном для нее, о чем-то настолько важном, важнее чего нет вообще ничего на свете.

Больше всего из подарков мне понравился торт. Я увидел, как он выглядит, когда мы его заказывали. Он был огромный, наполненный фруктами и такой жизнеутверждающей силой, что я даже с тоской думал, что дети, как свои, так и приглашенные, его слишком быстро съедят, а если и не съедят, то понадкусывают.

Детей предполагалось много. Для них в холле нашего многоквартирного дома организовали представление с участием героев "Мадагаскара", то есть ожидался целый зверинец.

Накануне дня рождения ("Папа, правильно я посчитала, что осталось три дня, а завтра останется два?") мы были за городом, где Машина мама полетала на небольшом спортивном самолете Як-526, а я и дети ждали ее на земле. Алене понравилось, что она полетала; нам — что мы остались на земле.

Наутро я с ужасом услышал надсадный Ванин кашель. Я даже не поверил своим ушам. Я понял, что это значит. Я ждал, что он кашлянет еще раз, — и он кашлянул. И еще раз. Потом он вышел из своей комнаты, и я понял, что он серьезно заболел. Дело не в том, что у него были красные щеки. Дело было в том, что он был очень грустный. Эта недетская грусть, эта печаль и даже тоска во взгляде ребенка, наверное, многим знакома. Она появляется при высокой температуре.

В общем, это был фарингит, и наш доктор сказала, чтобы мы готовились к тому, что вечером Маша тоже заболеет. Мне еще казалось, что этого можно избежать. Я не верил, что мир так несправедливо устроен.

В конце концов, тогда, на аэродроме, они были тепло одеты. Ну да, перед этим мы еще зашли на каток, и Маша, наверное, перекаталась на коньках, вспотела, может, не знаю... В общем, конечно, все дело было не в несправедливом устройстве мира, а, если разобраться, только в легкомысленном устройстве нас самих.

В Москве я долго искал ингалятор. У меня еще была на него какая-то надежда. Я очень рассчитывал на ингалятор. Я надеялся на него как на Бога, просто потому, что мы им до сих пор никогда не пользовались, и я не знал, на что он способен, а стоил он, как выяснилось, почти семь тысяч рублей, то есть это был серьезный аппарат, этот немецкий ингалятор.

Я нашел его, мне повезло в воскресенье вечером. Я привез его домой, и через несколько минут Ваня уже дышал в него. Когда я увидел, как он это делает, сердце мое сжалось от боли. Мальчик очень старался. Он дышал шумно и быстро, он очень хотел вылечиться к Машиному дню рождения. Ваня, который ненавидит лекарства, докторов и сопутствующую им медтехнику, старался использовать ее максимально эффективно, чтобы успеть выздороветь. То есть он тоже надеялся на этот ингалятор как на Бога.

Маша заболела в этот же вечер. Мы отменили все: праздник в детском саду и дома. Мы отменили всех гостей. Мы отменили этот день рождения.

На следующее утро она получила подарки. Золотые туфельки, картриджи к геймбою, наручные часы с русалочкой на циферблате... У нее была температура, она держалась. Известие о том, что представление в холле перенесли на неопределенный срок, она встретила внешне спокойно и даже утешала Ваню, который уже ожил (ингалятор делал свое дело) и поэтому от души разревелся, услышав, что зоопарк из "Мадагаскара" не приедет.

В холле мы написали объявление, что детский праздник отменяется по причине болезни именинницы. Объявление было написано на обороте приглашения на детский праздник. Мужественная девочка Камилла, зная о подстерегающей ее опасности, все равно пришла к Маше и подарила ей набор детской косметики. Она по себе знала, насколько важно для Маши получить его.

Поздним вечером мы сидели с Машиной мамой, Машиной бабушкой, Машиным дядей и Машиным братом за столом и резали этот огромный торт. Можно сказать, мы давились тортом, предназначенным для детей. Потом я достал арбуз, который купил по дороге. Маша вроде обрадовалась. Все-таки арбуз в феврале. Мы поговорили об этом.

И все это время мы избегали темы болезни и связанных с этим лишений.

— Да,— наконец сказала Маша.— Жалко.

— Чего тебе жалко? — спросил я.

— Да жалко, что народу мало. День рождения все-таки,— сказала она.

— Зато в этот трудный день с тобой близкие люди,— сказал я.

— Но народу мало,— повторила она.

— А кого тебе не хватает?

Она долго перечисляла поименно. Да, по сравнению с теми, кого она назвала, народу и правда было мало.

— Но вы не виноваты,— сказала Маша.

То есть она все это время думала про то, что именно мы виноваты во всем этом.

— Конечно, не виноваты,— сказал я.— Это жизнь. Привыкай.

— Вы что, и на следующий день рождения меня простудите? — с тревогой спросила Маша.

Я понял, что она уже начала обратный отсчет.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...