В Александринском театре состоялась премьера спектакля "Monsieur Жорж. Русская драма". Пьесу по мотивам лермонтовской прозы написала Наталья Скороход. Это первая постановка на петербургской сцене одного из самых интересных молодых российских режиссеров Анатолия Праудина. В советское время на подмостках Александринки Лермонтов уже появлялся, но только как персонаж. В качестве автора он вернулся на эту сцену впервые после великого "Маскарада" Всеволода Мейерхольда.
"Русская драма" — не вторая часть названия, но обозначение жанра пьесы, написанной на основе глав "Княжна Мери" и "Фаталист" из "Героя нашего времени" и сцен из неоконченного лермонтовского романа "Княгиня Лиговская".
Праудин точно рассчитал дозу режиссерского новаторства, которую была способна перенести и усвоить застывшая в многолетнем сонном бесстильи академическая сцена. Прививка активного постановочного темперамента оказалась целебным средством. И даже некоторую умозрительность режиссерских задач, заметную в спектакле, можно считать — с учетом задач стратегических — выигрышным тактическим средством.
Меньше всего озабоченный обновлением собственного режиссерского стиля, Праудин через разгадку характера главного персонажа касается загадок автора. Предупреждая читательский вопрос о характере Печорина, Лермонтов напоминал о названии своего романа — "герой нашего времени", а на предполагаемое восклицание "Да это злая ирония!" отвечал просто: "не знаю". Печорина привыкли играть разочарованным, изъеденным сомнениями, страдающим разрушителем. Не таков Дмитрий Воробьев в нынешнем спектакле. Поступки его героя — не забавы разуверившегося, смотрящего на мир сквозь прищуренные глаза человека, но драматическое испытание, сознательно выбранное для себя сильной личностью. Рожденный стать Бонапартом, он вынуждаем обстоятельствами жизни и порядком мироустройства устроить грандиозную провокацию. Тут иной масштаб амбиций, иной масштаб противостояния и — иной масштаб потерь. Печориным ведет не просто желание потешить свое самолюбие, а потребность вступить в прямой диалог с высшим собеседником. Которого он не может найти, которого, как открывает он для себя, нет.
Безмолвным партнером протагониста становится фокусник Апфельбаум. Эпизодический персонаж романа, он вырастает в спектакле до подобия маскарадовского Неизвестного. Но Печорин здесь тоже фокусник — в буквальном смысле. Фокусничает с ним и судьба, подбрасывая историю пари с Вуличем прямо перед дуэлью, и убивая Грушницкого, даже не заставив Печорина выстрелить на самом деле. Зато убийцей Вулича оказывается печоринский денщик.
Громоздя на сцене веером взбегающие вверх горные уступы и скрывая их туманом тюлевых занавесок с профилями кавказских горных хребтов, художник Александр Орлов создает музей печоринской души, своеобразную витрину, в которой высветляются персонажи истории — от Веры и княжны Мери до оркестра инвалидов и бессловесных черкесов. Режиссер строит действие на пересечении логики видений и логики знаков, лишь время от времени организуя эмоциональные прорывы. Путешествие по кругам небытия становится уделом Печорина. "Метафизиком небытия" Зинаида Шаховская назвала совсем другого писателя — Владимира Набокова. И в этом "странном сближении" есть своя логика — Анатолий Праудин приступает к репетициям "Защиты Лужина".
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ