Домна, которую построил Джон

135 лет назад, в 1872 году, на территории нынешней Украины появился населенный пункт — будущий промышленный центр, известный сегодня как город Донецк. Некоторые современные украинские историки считают основателями Донецка запорожских казаков или еще более древних украинцев, но в действительности город обязан своим рождением английскому предпринимателю Джону Джеймсу Юзу, в честь которого долго назывался Юзовкой.

Железная неуверенность

В Россию со времен Петра Великого приезжало немало иностранцев, и многие из них возвращались на родину с карманами, полными денег. В Европе XVIII века Россию считали страной больших возможностей — там охотно нанимали "немцев" и хорошо им платили. В XIX веке Россия стала привлекать не только авантюристов, но и бизнесменов с более или менее серьезными намерениями. Впрочем, большинство приезжих иностранцев либо заводило небольшую торговлю в одной из двух столиц, либо устраивалось управлять заводами, что сильного импульса развитию промышленности не сообщало.

Иным был англичанин Джон Джеймс Юз, или Хьюз в современном русском написании, который создал посреди голой степи процветающее предприятие; более того, Россия стала для него новой родиной. Юз считается основателем одного из крупнейших промышленных центров современной Украины — Донецка, который долгое время назывался в его честь Юзовкой.

Джон Юз родился в 1814 году в уэльском городе Мертир-Тидвил, который в ту пору был одним из крупнейших центров британской, а значит, и мировой металлургии. Его отец служил на одном из местных заводов инженером и смог дать сыну неплохое техническое образование. Юный Юз работал вместе с отцом, постепенно вникая во все детали сталелитейного производства, и доработался до должности менеджера. Уже в 28 лет Джон смог открыть собственный бизнес: молодой предприниматель пришел к выводу, что самое перспективное дело в Англии — судостроение, и оказался прав. Юз купил судоверфь, его дела быстро пошли в гору, и в 1850 году он смог купить литейный завод в Ньюпорте. Так уже в 36 лет он превратился в крупного предпринимателя, однако наслаждаться этим статусом ему пришлось недолго. Из-за острой конкуренции к концу 1850-х годов Джон Юз лишился своего дела и был вынужден поступить инженером на Мильвольский сталепрокатный завод. В роли подчиненного он, правда, пробыл недолго, уже в 1860 году Юза назначили директором, однако роль топ-менеджера явно не могла удовлетворить его амбиций.

На этом посту Джон Юз развил кипучую деятельность. Прежде всего он раньше коллег-конкурентов уловил конъюнктуру рынка и решил сделать упор на производство высококачественной брони. Имея опыт управления судоверфью, Юз знал образ мысли британских адмиралов и сыграл на опережение. Он понимал, что требованием времени является производство кораблей со стальными бортами, но понимал он и то, что английские адмиралы — люди консервативные и скорее согласятся обшить броней старые проверенные корабли, нежели сделать ставку на радикально новую технологию. Так или иначе, когда адмиралтейство объявило тендер на поставку броневых листов для усиления обшивки кораблей, у Юза уже были наработки в этой области.

23 марта 1864 года в Портсмуте прошли испытания — броневые листы, предоставленные рядом английских и французских фирм, обстреливались из пушек с расстояния 200 ярдов, причем пороховой заряд для большей бронебойности был увеличен с обычных 25 фунтов до 30. Юзовская броня продемонстрировала неординарные свойства, и Мильвольский завод получил вожделенный контракт.

На этом Юз не остановился и вскоре предложил адмиралтейству орудийный лафет собственной конструкции. И вновь его ждал крупный успех — лафет был принят на вооружение британского флота, более того, изобретением вскоре заинтересовались за рубежом. Среди тех, с кем Юз вел переговоры, были представители русского военного командования — генерал Тотлебен и полковник Герн, которые предполагали приобрести новые лафеты для Балтийского флота. В одной из бесед россияне обмолвились о богатейших запасах угля в Донецком бассейне, которые русское правительство хотело бы использовать для развития отечественной металлургии. Вероятно, амбициозный Юз увидел тут новую возможность обрести полную деловую самостоятельность и покончить со статусом директора-рационализатора.

Между тем Россия в те годы уже страдала от неспособности освоить собственные природные богатства. Металлургия в стране существовала уже давно. Более того, иностранцев поражали гигантские литейные заводы Урала с тысячами крепостных работников. Однако уже к концу XVIII века в этом деле стало заметно технологическое отставание от тех же британцев. Достаточно сказать, что они для плавки металла уже давно и успешно использовали кокс, в то время как россияне оставались верны древесному углю.

О колоссальных угольных полях в районе реки Донец знали еще со времен Петра Первого, который, по легенде, во время Прутского похода лично наблюдал за сожжением угля и даже воскликнул: "Сей минерал не нам, но потомкам нашим полезен будет!" С тех пор так и повелось — считалось, что угольные богатства пригодятся когда-нибудь, но не скоро. Впрочем, незадолго до смерти Петр направил на Донец экспедицию во главе с англичанином Иоганном (вероятно, Джоном) Никсоном, но отчет об этой экспедиции был благополучно утерян.

И в дальнейшем россияне не слишком стремились использовать угольное богатство региона. Земли на юге России в XVIII веке были малоизученными и малонаселенными, единственными потребителями местного угля долгое время были матросы Черноморского флота, которые добывали его лопатами для собственного обогрева, поскольку леса в тех краях почти не было. Организованная же добыча угля велась спорадически. К примеру, известно о распоряжении князя Потемкина Таврического о посылке арестантов для "накопания" тысячи пудов угля.

Металлургия в регионе также развивалась весьма вяло — мешали нехватка рабочих рук, плохие пути сообщения и, главное, отсутствие спроса на продукцию. Так, первый в тех краях металлургический завод, возведенный на речке Лугань (притоке Северского Донца) в 1796 году, приносил одни убытки. На постройку Луганского завода казна потратила 700 тыс. рублей — по тем временам очень большую сумму, а покупали его продукцию только армия и флот, расплачиваясь, естественно, казенными же деньгами.

Впрочем, убытки ждали тут и частных предпринимателей. Например, в 1835 году Анатолий Демидов отправил в Новороссию геологоразведочную экспедицию, которая обошлась ему в 500 тыс. рублей и не принесла ни копейки прибыли. Главной причиной этой неудачи было распоряжение правительства, ставящее крест на развитии промышленности на юге России. В 1836 году император Николай I издал Высочайшее повеление, согласно которому земли в частном владении, где будут обнаружены залежи каменного угля, должны изыматься в пользу государства. Владельцы же этих земель, по мысли правительства, должны были взамен получать поместья где-нибудь в другом месте. Между тем колонизация южных степей была делом весьма затратным и трудоемким, и помещиков, только-только наладивших новую жизнь, ужасала мысль об очередном переезде. В результате уголь искать перестали, а сведения о тех месторождениях, которые уже были открыты, скрывали от правительства. Добыча каменного угля в регионе была ограничена районом Грушевки, который принадлежал Войску Донскому. Казачьи власти тоже бизнес не поощряли — закрепили право копать уголь только за казаками, и то при условии, что один казак будет пользоваться только одной шахтой без права ее перевода в частную собственность.

Не лучше обстояли дела и у других предпринимателей. Так, граф Воронцов заинтересовался донецким углем в 1840 году. Он приказал испытать уголь, добытый на берегах речки Кальмиус, на предмет пригодности его использования на пароходах. Уголь бросили в топку, но, поскольку он не чадил и не давал большого пламени, решили, что это топливо плохое. Лишь консультация французского специалиста помогла графу опознать в нечадящем угле антрацит — лучший источник энергии на то время. В 1842 году Воронцов арендовал земли вдоль Кальмиуса и приступил к добыче антрацита. Семь лет работы рудника принесли графу одни убытки, поскольку в тогдашней России паровых машин было слишком мало, и мал был спрос на антрацит.

Но скоро ситуация изменилась. Проиграв в 1856 году Крымскую войну, Россия осознала, наконец, необходимость активного промышленного развития. В стране начался бум железнодорожного строительства, и спрос на металл и уголь стал стремительно расти.

Эльдорадо на угле

После отмены в России крепостного права западные предприниматели заинтересовались ею по-настоящему. Так, англичанину Герберту Барри, который много лет управлял железоделательным (сталелитейным) заводом в Нижнем Новгороде, Россия казалась идеальным местом для металлургического бизнеса. В 1869 году он издал в Москве книгу на английском языке (кстати, как раз тогда Юз вел переговоры о концессии на юге России). Барри писал: "Возьмите, к примеру, земли вокруг Донца, где массы угля и железа могут быть легко добываемы, причем уголь отличного качества... К тому же эти земли будут скоро связаны с другими частями России с помощью железных дорог, а железным дорогам необходимы рельсы, а также машины и железо всех сортов. Я надеюсь однажды увидеть, что каждый рельс и каждый вагон, используемый в этой стране, будет местного производства".

Возможности российского рынка заворожили англичанина: "Совершенно не укладывается в голове, что, несмотря на все богатство углем и железом, эта империя столь зависит от импорта... Можно ли поверить, что мы живем в XIX веке, когда, путешествуя по дорогам, окруженным углем и железом, встречаешь повозки, груженные машинами, которые едут из-за границы! Даже на железной дороге, соединяющей угольные поля Грушевки с Азовским морем, лежат рельсы английского производства!"

Герберт Барри не видел препятствий на пути устройства в России крупного современного металлургического производства и старался разубедить соотечественников, считавших ее варварской страной: "А теперь пара слов для тех, кто думает, что в центре России мы тут живем в состоянии варварства... Наши механики и рабочие, по большей части, люди первого сорта и способны исполнять любую работы без тех трудностей, что мы встречаем у англичан... Русские крестьяне — тихие, благонравные, вежливые люди, значительно превосходящие в этих качествах наших соотечественников". Словом, в России, с точки зрения англичанина, имелись спрос, стабильность и квалифицированная рабочая сила. Джон Юз, вероятнее всего, эту книгу прочел, да он и без того понимал, что упустить такой шанс было бы непростительной ошибкой.

К 1868 году у Юза уже были неплохие отношения с российским правительством, поскольку руководимый им Мильвольский завод исправно выполнил заказ на производство броневых листов для укрепления форта "Константин" в Кронштадте. К тому же в это время провалилась очередная попытка освоить богатства Донецкого края. В 1866 году князь Кочубей получил концессию на строительство в тех местах завода по производству железнодорожных рельсов из местного сырья. Однако князь совершенно не знал, как взяться за дело, к тому же ему не хватало средств, поэтому, когда Юз предложил выкупить концессию за £24 тыс., Кочубей немедленно согласился.

Имея на руках концессию, Джон Юз повел переговоры с российским правительством, и 18 апреля 1869 года добился заключения договора, который большинство современников сочло чрезвычайно для него выгодным. Юз брал на себя обязательство организовать акционерное общество с капиталом в £300 тыс. Это общество должно было начать добычу каменного угля в объеме 2 тыс. тонн ежедневно, в течение девяти месяцев запустить доменные печи для производства 100 тонн чугуна еженедельно, а также за два года наладить выпуск рельсов. Со своей стороны государство обещало обществу премию в 50 коп. за каждый пуд рельсов, принятых железными дорогами в течение десяти лет, и разрешало Юзу построить железнодорожную ветку между заводом и Азовско-Харьковской железной дорогой. При этом правительство давало ссуду, покрывающую три четверти предполагаемой стоимости этого строительства.

Юзу оставалось лишь собрать нужную сумму, чем он и занялся. В Лондоне предприниматель начал рекламировать свой проект, и уже 29 мая 1869 года был утвержден устав Новороссийского акционерного общества, которое и дало ему в распоряжение искомые £300 тыс. Дивиденд акционеров устанавливался в размере 10% годовых, и, поскольку дело казалось верным, капитал был собран. Теперь нужно было только заложить шахту, построить доменную печь и запустить завод. Но тут начались проблемы технического характера, которые множились день ото дня.

Вот как описывал первые годы работы Джона Юза в России член Русского технического общества Л. П. Семечкин, побывавший на заводе в 1871 году: "В конце 1868 года в Петербург приехал некто г. Джон Юз... с просьбою о предоставлении ему права построить в Новороссийском крае большой железодательный и железоделательный завод. Г. Юз брался составить компанию в 300 000 фунтов стерлингов капитала и обещал одарить русский юг таким техническим учреждением, которое превзойдет заводы Круппа и Крезо... Просьбы г. Юза были вняты ввиду заманчивых обещаний его и тех будущих результатов, которые казались тогда столь очевидными и блестящими... Составленное предприятие назвало себя Новороссийским обществом каменноугольного и железного производств. Казалось бы, что за такие пожертвования, какие принесло Правительство, можно было ожидать предприятия солидного и сооружения технических устройств образцовых, но в действительности вышло противное, ибо коренною мыслью иностранных спекуляторов было не создание завода, соединенного рельсовым путем с другими местностями России, но проведение выгоднейшей железной дороги, прикрытой маскою нового металлургического заведения. Началось с того, что г. Юз, вместо приступа к постройке, был привлечен к суду в Лондоне своими соучастниками в спекулятивных замыслах на юге России, требовавшими доли в полученных им выгодах. Вследствие этого г. Юз приступил к закладке своего доменного завода, место для которого было выбрано очень неудачно, лишь в августе 1870 года. Все материалы и вещи г. Юз привез из Англии, равно как мастеров и мастеровых, из коих лишь немногие знали и понимали свое дело. Работы повелись зимою и обнаружили полное незнание самим г. Юзом того дела, за которое он взялся. Доменная печь строилась во время морозов, а об устройстве капитальных каменноугольных рудников не было даже подумано. Рабочие, строившие то небольшое число зданий, которое сооружалось, были помещены в отвратительных домах и землянках, не защищавших их от суровости климата. Мастерских, необходимых для каждого завода, вовсе не было устроено. В результате вышло, что когда наступило 24 апреля 1871 года, т. е. подошел срок открытия завода, и г. Юз начал плавку чугуна, то доменная печь, после трех дней действия, пришла в расстройство, в ней образовалась огромная насыпь, уничтожить которую ни г. Юз, ни его мастера не сумели и не могли. В таком виде, т. е. уничтожая кокс и не выплавляя чугуна, доменная печь шла четыре месяца, работая единственно для вида, ради каких-то высших соображений предпринимателя. Наконец, осенью прошлого года, она была выдута и приступлено к необходимым исправлениям... В заключении прибавлю, что кокс, выжигаемый г. Юзом для действия доменной печи, получался плохого качества, ибо коксовальные печи были сложены из песчаника на глине, в скором времени приходили в расстройство и, вследствие спешности работы, доставляли материал низкого достоинства".

Семечкин был не единственным, кто обвинял Джона Юза в технической безграмотности. Почти все критики отмечали, что он крайне неудачно выбрал место для предприятия. Дело в том, что на момент основания завода расположение месторождений вокруг него не было еще досконально изучено, и многие полагали, что шахты окажутся слишком далеко. Другая тема обвинений — предприятие, расположенное на речке Кальмиус, в скором времени начнет испытывать острый дефицит воды, поскольку речка эта далеко не полноводная. Также Джону Юзу ставили на вид, что доменная печь, которую он построил, плохо подходит для бурых железняков, характерных для юга России.

Донецкая группировка

Все же многочисленные критики Юза были во многом к нему несправедливы. Прежде всего ни один из них не брал в расчет, что конкуренты Юза испытывали похожие трудности, но разбирались с ними куда менее эффективно. К примеру, незадолго до открытия юзовского завода в тех же краях был на казенные средства основан Петровский завод, которым руководил полковник Мевиус, имевший репутацию лучшего российского металлурга. Но даже "лучший" не избежал оплошности — огнеупорный песчаник, из которого была сложена домна, не выдержал высоких температур, и горн разрушился.

Причину нашли в технологии строительства печи, заимствованной в Шотландии. Мевиус, решивший, что всему виной преклонение перед Западом, взялся за разработку русской домны. С тех пор завод занимался только испытаниями новых печей отечественной конструкции, причем всякий раз конструкция оказывалась неудачной. Потратив шесть лет на изобретение печи, Мевиус обнаружил, что его завод ко всему прочему очень неудачно расположен: уголь вокруг не лучшего качества, а рудник далеко. В итоге Петровский завод был закрыт, а убытки за время его функционирования составили 800 тыс. рублей.

Другой конкурент Юза сошел с дистанции еще до того, как тот приступил к поиску места для своего завода. Крупный предприниматель Поляков получил в 1868 году концессию на строительство рельсопрокатного предприятия. Если Мевиуса подвели технологии, то Полякова — плохое ведение дел. По его расчетам выходило, что на строительство завода понадобится 500 тыс. рублей, но уже предварительные работы и разведка месторождений обошлись в 160 тыс. рублей. Бизнесмен стал давить на своих инженеров, чтобы они уменьшили расходы, но те не знали, как работать без денег, и Поляков заморозил строительство. В результате единственным достойным конкурентом Юза оказался казенный Лисичанский завод, который также работал с перебоями.

Отметим также, что ни один критик не счел нужным учесть то, что Юз начинал свое дело в совершенно неизвестной ему стране и на совершенно пустом месте. Достаточно сказать, что там до начала строительства не было ничего, кроме единственной мазанки, которую Юз потом любовно оберегал в течение многих лет. Подъездные пути, естественно, тоже отсутствовали, поэтому поначалу все материалы и технику приходилось привозить на телегах, запряженных волами.

Кроме того, Юз, действуя в условиях, близких к экстремальным, не только совершал технические ошибки, но и исправлял их. Кальмиус, как верно подметили недоброжелатели, не отличался полноводием, а обзавестись хорошей помпой поначалу не было никакой возможности. Без воды не может работать ни один паровой двигатель, а значит, и предприятие было обречено на простой. Но Юз нашел выход. Он приказал вырыть яму и выложить ее дно песчаником. Из затопленной шахты в яму была пущена вода зеленоватого, по свидетельству очевидцев, цвета, что говорило о присутствии в ней железного купороса. Эту-то воду и использовали для котлов, хотя каждый инженер в то время знал, что купоросная вода губит машину. Джон Юз тем не менее прекрасно понимал, что лучше ненадолго нарушить технологические правила и, быть может, погубить пару котлов, нежели останавливать производство. Как только (примерно через год) появилась возможность поставить мощный насос для подачи воды из Кальмиуса, Юз отказался от грязной воды. И вновь, казалось, англичанин все сделал неправильно, потому что под насосом не было полагающегося прочного фундамента, трубы, по которым шла вода, лежали незарытыми, а у паровой машины, заставлявшей работать насос, не было даже манометра, что грозило взрывом. Но предприниматель знал, что на месте временной "неправильной" трубы вскоре будет построена "правильная" водокачка, что и произошло. Иными словами, Джон Юз, как и его конкуренты, нередко нарушал технологию, но если Мевиус и Поляков делали это по невежеству, то Юз точно знал, чем рискует и как будет расхлебывать последствия.

Главным же технологическим достижением Юза было то, что он первым в России начал использовать при плавке чугуна кокс (продукт, получаемый при нагревании угольной крошки), что значительно повышало производительность домны. Более того, долгие годы его предприятие было единственным в России, применявшим кокс. Результат не заставил себя долго ждать.

Уже в 1876 году годовая выплавка чугуна превысила 1 млн пудов (16 380 тонн) — юзовский завод вышел на первое место в России по его производству. К этому времени у Юза уже были налажены связи с потребителями. Его уголь покупали местные сахарные заводы, а также Константиновская и Харьковско-Николаевская железные дороги, кокс и чугун — заводы в Москве, Харькове и Кременчуге. Рельсы, естественно, тоже находили сбыт, поскольку страна быстро покрывалась сетью железных дорог.

Главным заказчиком было правительство. В 1880-е годы рельсопрокатный завод Юза был на 78% загружен государственными заказами. В 1882-1884 годах казенная потребность в продукции металлургических заводов на 7% удовлетворялась предприятием Юза, в 1885 году эта доля выросла до 23% и в дальнейшем продолжала увеличиваться. Хорошие отношения с властью помогали Юзу решать и менее сложные проблемы. Так, помещик Ливен, у которого он купил землю под завод, в один прекрасный день решил пересмотреть условия сделки. Чтобы надавить на англичанина, помещик выстроил напротив завода два кабака, что, понятно, грозило подорвать производство. Джон Юз немедленно пожаловался в Министерство финансов, и кабаков не стало. Со временем, правда, Юз разрешил строить у себя питейные заведения, но делал это, скорее всего, в целях борьбы с конкурентами. В степи ощущался недостаток рабочих рук, при этом соседние предприниматели устанавливали на своих предприятиях сухой закон, и рабочие предпочитали уходить к Юзу.

Между тем возникший вокруг юзовского завода рабочий поселок, который его обитатели называли Юзовкой или Юзово, постепенно рос. В 1875 году член совета министра государственных имуществ В. Иславин, побывавший с инспекцией на юге России, писал: "Для степи драгоценно еще и то, что там, где четыре года тому назад рос один только бурьян, возникло двухтысячное поселение, принявшее уже вид городка, с базаром каждое воскресенье, с суровскими, бакалейными и другими лавками, где товары продаются по таксе не выше харьковских цен; с английской гостиницей, французской Buvette (буфет.—'Деньги'), немецким Bierhaus (пивная.—'Деньги') и неизбежным русским питейным домом; с больницею на 12 кроватей (и 24 в случае надобности), аптекой, доктором, фельдшером и всеми необходимыми инструментами и припасами. Если прибавить к этому, что для содержания порядка постоянно пребывает в Юзовке полицейский офицер с командою из трех рядовых и что из служащих при заводе устроен санитарный комитет, коего каждый член обязан осматривать по своему околодку хлеб и прочие съестные припасы, то нельзя не признать, что в Юзовке жизнь и дело идут рука об руку и что там собраны все элементы для дальнейшего развития и успеха".

Кроме того, чиновник отмечал: "Могу по этому самым положительным образом выразить свое мнение, что Юз исполнил почти все принятые на себя перед правительством обязательства, что он с честью вышел победителем из весьма тяжелой борьбы с новым для него краем, с общею его неурядицею, с незнакомыми обычаями и порядками и с первыми неудачами самого дела". В столь же восторженных тонах отзывался о Юзовке в 1888 году Дмитрий Менделеев, которого трудно заподозрить в очковтирательстве: "Недавняя пустыня ожила, результат очевиден, успех полный, возможность доказана делом".

Однако Юз, так заботившийся о процветании своего города, конечно, не был ангелом. К примеру, поначалу на его предприятии были нередки задержки заработной платы, что привело к забастовке в 1874 году — одной из первых в истории страны. На технику безопасности Юз на первых порах и вовсе не обращал внимания. Так, система тросов, посредством которых двигались ковши с углем, была лишена защитных устройств, и при обрыве тросов рабочие получали увечья. Управы же на Юза найти было невозможно. Юзовку, несмотря на ее уже внушительные размеры, власти не признавали городом, а потому о местном самоуправлении не могло быть и речи. То есть Джон Юз был единственной властью в городе, властью просвещенной, но деспотичной. Так сбылась мечта его жизни — над ним не было начальников, а его слово было законом для каждого. Возможно, ради этого могущества он и променял уютный Лондон на голую степь в далекой и не слишком приветливой стране.

Были у Джона Юза и другие грехи, характерные, впрочем, для английских предпринимателей. Юз своевременно заботился о расширении производства, но совершенно не желал модернизировать технологию, если и старая работала неплохо. Крупный специалист-металлург, будущий академик Михаил Павлов писал о юзовском предприятии: "В Англии, на родине коксового доменного производства, в то время было много устаревших заводов, отстававших лет на 50 от металлургической техники,— вот такой-то завод англичане устроили и у нас".

Как бы то ни было, дела у Юза шли превосходно. Даже если его обещание сравняться с Круппом осталось невыполненным, в пределах России соперников у него не было. Планы же у промышленника были грандиозными. Джон Юз намеревался довести годовую добычу угля до 737 тыс. тонн, а также надеялся выдавить с русского рынка иностранных производителей чугуна, прежде всего своих соотечественников. Этим планам не суждено было сбыться. Летом 1889 года Джон Юз приехал в Петербург, и 17 июня внезапно умер в гостинице "Англетер". Его империя, однако, продолжала наращивать обороты вплоть до 1917 года.

После революции предприятия Юза были национализированы, но город еще несколько лет носил имя своего основателя. В конце концов власти решили, что в советской стране город не может именоваться в честь буржуя, к тому же англичанина, и в 1923 году Юзовка превратилась в Троцк. Название это не прижилось, и в 1924 году Троцк переименовали в честь другого вождя — Сталино. 1961 году, когда имя Сталина у населенных пунктов и других объектов стали отбирать, бывшая Юзовка вполне могла стать Хрущевском. Ведь, как твердил советский агитпроп, "дорогой Никита Сергеевич" начинал свой путь слесарем на одной из юзовских шахт. Но первый секретарь ЦК КПСС поскромничал, и город обзавелся названием, которое не напоминало ни о вождях, ни о заграничном капиталисте-основателе. С тех пор это Донецк, но суть город Джона Юза так и не изменил — он остается крупнейшим угольным и металлургическим центром, правда, теперь уже не России, а Украины.

КИРИЛЛ НОВИКОВ