Истечение международного ультиматума Ирану, оговоренного в резолюции #1737 СБ ООН, совпало с неожиданным, если не сказать странным, спором двух "хозяйствующих субъектов", в роли которых выступили два государства — Россия и Иран. Заявление российской стороны о том, что Иран, дескать, задолжал ей энную сумму за строительство атомной станции в Бушере, немедленное опровержение со стороны Тегерана и, наконец, новое подтверждение Москвой того грустного факта, что иранский должок все-таки остается непогашенным, заставили наблюдателей разгадывать новую головоломку: что бы все это значило? Как следует из перепалки последних дней, иранские долги накапливались не один и не два месяца. Однако до этой недели российские официальные лица включая президента Путина при каждом удобном случае представляли АЭС в Бушере едва ли не эталоном российско-иранского сотрудничества, беспроблемным во всех отношениях. Хоть бы кто-то заикнулся, что с Бушером есть нешуточные проблемы. И вот такой почти детективный поворот, когда одна сторона говорит, что она за все исправно рассчиталась, а другая — денег так и не получила.
Что это — скелет в шкафу российско-иранских отношений, распахнувшемся в самый неподходящий момент, когда Тегеран пытаются со всех сторон обложить красными флажками, или нечто большее? Ясно одно: дело не в непогашенном долге, пусть Тегеран и "зажал" честно заработанные российскими атомщиками доллары. Деньги здесь явно не главное. Вынести сор из избы торгово-экономических отношений с Ираном Москву подтолкнула большая политика. А именно неумолимо приближающаяся развязка иранской драмы, заставляющая каждую страну уже сегодня на много ходов вперед просчитывать, что будет с ее интересами, когда для Ирана наступит час Х.
Между тем подняв шум вокруг иранской задолженности, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание третьих стран, Москва в политическом смысле убивает нескольких зайцев. Во-первых, в условиях, когда над Ираном сгущаются тучи, Россия избавляется от все более невыгодного для нее имиджа государства, которое своим авторитетом и весом пытается прикрыть ведущий себя все более вызывающе Тегеран. Так Москва демонстрирует свою принципиальность не только в отношениях с США, но и в отношениях с Ираном. Во-вторых, попытки отложить завершение строительства станции в Бушере и отправку в Иран ядерного топлива на целый год выглядят как предусмотрительная попытка, что называется, "подстелить соломки" или переждать, пока не уляжется смута. Ведь бушерскую станцию называют в перечне потенциальных мишеней американских ударов. Но даже если до силовой акции дело не дойдет, а все ограничится более жесткими, чем сегодня, санкциями, Бушер опять-таки становится весьма уязвимым. Между тем приостановив атомное сотрудничество с Ираном до того, как этого потребуют от нее санкции, Москва играет на опережение. В такой ситуации она сохранит лицо, разведя руками: мы уходим, потому что нам просто-напросто не заплатили.
Этот спор "хозяйствующих субъектов", как всякий подобный спор, оказался для российской политики как нельзя кстати.