В петербургских кинотеатрах прошла премьера корейского фильма "Сочувствие госпоже Месть". В нем режиссер-философ Пак Чан Вук, автор небезызвестного "Олдбоя", развивает свою любимую тему мести, на этот раз в женском, несколько смягченном и утонченном, формате. Восточную сказку о бессмысленности и красоте возмездия посмотрела ЛИДИЯ МАСЛОВА.
По его мнению, месть — заветное желание каждого, которое никто не может осуществить. Если это все-таки удается, то в реальности никогда не получаешь того феерического удовольствия, которое представлялось в мечтах, а, наоборот, понимаешь, что распалять себя воображаемыми картинами праведного мщения было глупо с самого начала. Думать о мести имеет смысл, только если бесконечно отодвигаемые на более поздний срок кровожадные планы успокаивают тебя и помогают справиться с эмоциями, — примерно так интерпретирует Пак Чан Вук известный афоризм "Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным". Если героя "Олдбоя" неустановленные личности посадили остужаться в загадочной комнате без окон на 15 лет, то госпожа Месть 13 лет маринуется в обычной вроде бы тюрьме, однако связь между преступлением и наказанием и в этой истории не становится более очевидной, простой и понятной.
Исходя из того, что "сладкая" — самый распространенный эпитет к слову "месть", Пак Чан Вук в "Госпоже Мести" наглядно демонстрирует, что месть — это торт, от которого вообще-то полезнее отказаться, но никак не получается, уж больно соблазнительно он выглядит. Сначала героине, только что вышедшей на свободу с формально чистой совестью, но мутной душой, в которой бушует жажда мести, подсовывают вместо сладкого нечто совершенно безвкусное и аморфное. "Попробуй этот тофу, — советует ей католический священник, протягивая на блюдечке белоснежный брикет, — и пусть твоя жизнь будет такой же чистой и безгрешной". "Госпожа Месть грубо опрокидывает тарелку: тофу как символ веры и образец святости ей решительно не подходит. Да и вообще, отбывая наказание, она успела поменять религию, точнее, выработать свою собственную, индивидуальную, в основе которой лежит понятие искупления, а молитва, обращенная не к внешнему Богу, а к некоему дремлющему у тебя в душе внутреннему ангелу, сравнивается с "мочалкой, которой можно смыть с себя все грехи". Удобство этой концепции налицо: едва отмотав срок за старое, можно смело приниматься за новое, и так, пока не надоест, точнее, пока в твою голову, изнуренную придумыванием хитроумных способов мщения, не придет простая мысль о том, что мстить ты никому не обязан.
Как и в "Олдбое", способ повествования в "Сочувствии госпоже Месть" своей изощренностью напоминает прихотливый и запутанный ход мыслей блуждающих по морально-этическим лабиринтам персонажей: тюремные зарисовки перемежаются флешбэками из юности героини, связавшейся с учителем, растлевавшим учениц и похищавшим учеников младших классов, а венчается все это хождение по мукам получасовой пародией на "Убийство в Восточном экспрессе". В отличие от своей героини, наделенной талантом кондитера и навострившейся в тюрьме готовить божественный клубничный торт из подручных материалов, Пак Чан Вук никаких ингредиентов не жалеет, фантазию свою ничем не ограничивает и остается верным своей теории о том, что зрителя нужно встряхивать как следует, иначе он на протяжении фильма так и не очнется и не поймет, что хотел сказать автор. В "Сочувствии господину Месть" и "Олдбое" Пак Чан Вук больше упирал на шоковые, болевые методы воздействия. Теперь же он измывается, заставляя зрителей смеяться в самые неподходящие моменты, чтобы через несколько секунд им стало неудобно и чувство юмора вступило в химическую реакцию с чувством вины, образуя тот непередаваемый, не раскладываемый на составляющие вкус, за который мы любим как кухню Юго-Восточной Азии, так и ее кинематограф.