Памяти беспамятства
Из швейцарца Мартина Сутера нам сейчас усердно шьют модного писателя вроде Фредерика Бегбедера. Действительно, биография у него подходящая — был совладельцем самого большого рекламного агентства в Швейцарии, писал в газете колонку про нравы богатых. Проживает где-то между Ивисой и Гватемалой — и там и там имеет недвижимость. Но книжки он пишет другие, чем Бегбедер. Не то чтобы лучше, но другие.
В отличие от француза, Сутер в своей беллетристике практически не использует знаний про жизнь модной тусовки. Он пишет романы вполне взаправдашние: про то, что люди бывают плохие и хорошие, причем плохие, как правило, хуже хороших. Можно было бы сказать, знать о его книгах вообще неинтересно, если бы все они так или иначе не рассказывали о разных случаях амнезии. Уже в самом начале романа "Идеальный друг", который должен вот-вот появиться в магазинах, журналист Фабио Росси приходит в себя в больнице с проломленной головой и провалом в памяти длиной в пятьдесят дней.
Самое очевидное, что можно на этом месте сказать, это то, что несомненный источник вдохновения писателя Сутера — американские кинофильмы. Там еще в 1945 году Михаил Чехов пытался сеансами психоанализа вернуть память Грегори Пеку в гениальном "Завороженном" Хичкока. Но Мартину Сутеру, конечно, ближе модный лет пять назад фильм Кристофера Нолана "Memento". В нем потерявший при таинственных обстоятельствах память артист Гай Пирс татуирует худощавое тело краткими сводками того, что он обнаружил за день, чтобы, проснувшись на следующее утро и посмотрев на себя в зеркало, вспомнить все и еще на шаг приблизиться к тому, кто во всем виноват.
В книжке привлекательного татуированного торса с подкаченными мускулами не продемонстрируешь, а в остальном, Сутер выжимает из темы амнезии все что можно — утерянной памятью героя пытаются манипулировать, и в итоге виноватым оказывается капиталистическое общество в целом и большие корпорации в частности.
Но, несмотря на всю эту банальщину, нельзя не признать: Сутера не подвело чутье рекламщика. Проснувшийся на следующее утро после 11 сентября мир обнаружил если не провал в памяти, то неуверенность в ней. И если до того у человека, скажем жителя США, спрашивали: "Что здесь было раньше?", он без запинок отвечал: "Ну, сначала была Гражданская война, потом Великая депрессия, а потом Dallas Cowboys выиграли суперкубок". Сегодня же за верность этого ответа никто не может поручиться. Не в том смысле, что этого всего не было, а в том, что все это, оказывается, совсем не главное из того, что с нами происходило. А главное происходило где-то в других местах. И сегодня нам приходится расплачиваться и за то, что там происходило, и за то, что мы об этом забыли. А пока наша память находится в таком затуманенном состоянии, всегда может найтись негодяй, желающий ее сфальсифицировать. Ну прямо так, как это описывает господин Сутер.
Мартин Сутер, "Идеальный друг". М.: Иностранка, 2007
"Всеобщая история соли" Марка Курлански бестселлером сделалась практически случайно — когда летом 2005 года Джордж Буш "официально" отобрал ее для чтения на отдыхе. Ярый демократ и антибушевец Курлански, узнав об этом, благодарности президенту за промоушн не выразил. "А я и не знал, что он умеет читать",— сказал он.
Выбор американского лидера легко объясним: "История соли" — вполне "властное" чтение. До середины XIX века соль открывала и закрывала торговые пути, становилась причиной войн и революций, ею богатели и ею расплачивались, ее добывали с риском для жизни и за нее умирали. Соль была нефтью, пока нефть не пришла ей на замену. Во вступлении Курлански так и пишет: "Не правда ли, британский политик XVIII века, возглашающий, что нация опасно зависит от французской морской соли, не более смешон, чем современный лидер, озабоченный зависимостью от зарубежной нефти"?
500-страничная книжка похожа на разросшуюся статью из политического журнала. Соль интересует автора только как двигатель социально-экономических процессов, а ее, к примеру, сакральные качества или полезные свойства ему безразличны. Он увлеченно описывает, как соль обогатила Венецию и Геную и возвысила Габсбургскую монархию и Древний Китай. Благодаря соли, утверждает Курлански, китайцы изобрели порох и стали исповедовать конфуцианство, а американцы нашли нефть. А в тот момент, когда читатель готов уже заскучать, автор подсовывает ему удачную цитату, выписку из кулинарной книги или стишок.
На выписках из кулинарной книги автор, очевидно, мог бы построить еще 500 страниц столь же увлекательного чтения — все же Курлански начинал профессиональную деятельность как повар, ведет постоянную кулинарную колонку, и первым его бестселлером стала биография трески ("Треска: биография рыбы, изменившей мир", 1997). И в книге о соли треска могла бы занимать гораздо меньше места. Хотя в целом книга получилась о том, о чем обещано: "Любая повесть о поисках богатства рано или поздно превращается в грустную сказку о погоне за миражом".
Марк Курлански. Всеобщая история соли. М.: Колибри, 2007
Келли Линк "Все это очень странно"
Американка Келли Линк живет в маленьком городе в штате Массачусетс, выпускает по книге рассказов в пять лет, руководит вместе с мужем небольшим издательством литературы в стиле фэнтези и даже не подозревает, что у нас ее уже назвали "звездой американского фрик-фэнтези". Она и о фрик-фэнтези, вернее всего, не имеет никакого понятия, это — креатив местных копирайтеров. Она просто сочиняет истории, в которых в виолончелях живут привидения, индонезийские девочки колдуют на чердаках, шляпы кусаются, а блондинки-инопланетянки толпами забиваются в лифт. И все это прекрасно вписывается в жизнь американской глубинки. Именно поэтому слово "странно" встречается только в названии. Самые невероятные события героям, с которыми они происходят, кажутся абсолютно нормальными.
Келли Линк не доводит ни одну из своих историй до финала, допуская, но не подкидывая возможность счастливого продолжения. Незавершенность вкупе с самыми обыкновенными героями в необыкновенных обстоятельствах — писательское ноу-хау. Именно это делает рассказы Линк похожими на жизнь. Как будто с того поворота, где она оставила очередного героя, увлекшись следующим сюжетом, он уже готовится вступить прямо в реальность.
Мастер Чэнь "Любимая мартышка дома Тан"
Обложка с танцующими китайцами и китайский псевдоним пишущего по-русски автора ничего хорошего не обещают — последние годы восточная тема слишком назойливо эксплуатируется литераторами и издателями. Однако Мастер Чэнь не принадлежит к числу стилизаторов, которые прячутся в Китай, чтобы поговорить о нашем менталитете и нашей государственности. Его волнуют гораздо более общие вопросы: может ли вступивший в схватку с историей выиграть, может ли вмешавшийся в судьбу страны изменить ее и может ли отстаивающий свою частную жизнь победить.
Мастер Чэнь — это еще одно имя воина, лекаря, а к моменту повествования богатого купца Нанидада Маниаха, от лица которого ведется повествование. Его караваны идут по Великому шелковому пути от Чанъана до Константинополя, идут день за днем, пока он неожиданно не оказывается вовлечен в крупный заговор по свержению императора. И шелкоторговец, не сомневаясь, ввязывается в гущу исторических событий. Не ради империи, а потому что "караваны должны идти", потому что спасение одной-единственной женщины гораздо значимей для него, чем спасение государства, а собственная судьба — гораздо важнее судьбы империи.