выставка история
В Эрмитаже открылась вчера выставка "Александр Великий. Путь на Восток", формально посвященная завоевательному походу Александра Македонского на Восток, самому продолжительному в истории человечества (334-323 годы до н. э.). Рассказывает МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.
Первое впечатление от выставки: музей захотел в буквальном смысле слова "тряхнуть стариной": устроить грандиозную — свыше 500 экспонатов — выставку в основном из собраний античного отдела, отделов Востока и нумизматики, напомнить о чудесных коптских тканях или двухметровой росписи с кораблем, найденной в 1982 году эрмитажной экспедицией в Нимфее под Керчью. Александр же только предлог — его изображений на выставке очень мало, как мало и собственно македонских вещей. Есть колоссальный контекст, а текст почти незаметен.
Вот какие краснофигурные вазы делали в Греции до рождения Александра. Вот каким богам — Кибеле, Митре, Тюзе, Исиде — поклонялись в эллинистических государствах, возникших после распада его империи. Вот какие правители этих государств: Птолемеи, Береники, Митридаты и Антиохи — чеканили свой профиль на монетах. Вот какие античные мотивы проникли вместе с армиями Александра в Центральную Азию. А вот что творилось в это время вообще за пределами ойкумены, в Монголии.
Множество миров, вернее, осколков миров внезапно сосредотачивается, обретает смысл, не исторический, а метафизический, когда посетитель доходит до конца Николаевского зала. Экспозицию замыкают невозмутимые Будды и бодхисатвы, погруженные в вечное созерцание рождающихся и рушащихся миров. Александр дошел до Индии и повернул вспять — задуманной им экспедиции в Аравию уже не суждено было состояться. Порыв завоевателя иссяк, столкнувшись не с привычной воинственностью персов, а с невозмутимостью буддизма. Желание успеть как можно больше разбилось о вечность. Очевидно, Александр не был знаком с буддистским принципом "Если встретишь Будду, убей его".
Но жизнь Александра не прервалась с его смертью. В каждую последующую эпоху в каждой стране мира появлялся свой Александр. Его славе не мешали даже самые суровые религиозные барьеры. Язычник, зачатый, по слухам, от Зевса, стал и галантным рыцарем, героем средневековой культуры, сравнимым по популярности лишь со святым Георгием, и Зу-л-Карнайном, "двурогим" героем Корана, защитившим людей от чудовищных Йаджуджа и Маджуджа, то есть Гога и Магога. Культ Александра царил в зловещей семейке Борджиа, при дворе Кристины Шведской, собеседницы Декарта, щеголявшей в мужском платье, в кругу Арно Бреккера, придворного скульптора Гитлера.
Новым Александром считал себя, что почтительно подтверждал Жан Расин, Людовик XIV, заказавший Шарлю Лебрену картины из его жизни (на выставке — офорты Жерара Одрана, Жерара Эделинка и Бернарда Пикара по композициям Лебрена). Франциск I предпочитал украшать фресками, посвященными Александру, покои своей любовницы герцогини д`Этамп в замке Фонтенбло (на выставке — гравюра Доменико дель Барбьери по несохранившейся фреске Франческо Приматиччо). Принимая во внимание, для чего эти фрески предназначались, Александр предстал на них не воином и стоиком, а ценителем пиров и куртизанки Таис. Екатерина II видела его реинкарнацию в своем внуке Александре. На "Портрете великих князей Александра и Константина" (1781) Ричарда Бромптона будущий император игрушечным мечом разрубает гордиев узел.
И пусть на выставке нет реального Александра, зато есть именно этот Александр, мифический, многоликий, которому посвящена самая интересная часть экспозиции, размещенная в аванзале. Изучив ее, можно воскликнуть: "Александр — это наше все!" И писать о нем так, как Андрей Синявский посмел писать о Пушкине: "Старый лагерник мне рассказывал, что, чуя свою статью, Пушкин всегда имел при себе два нагана". Почему бы и нет, если автор русского лубка начала XIX века представлял Александра былинным богатырем, наткнувшимся на причудливых "людей дивиих": у кого четыре руки растут из головы, сидящей прямо на бедрах, кто сросся с волком, а у кого лицо на животе, а на лице что-то совсем неприличное.
Возрождение увидело в Александре философа, беседующего с Аристотелем. Венецианские и фламандские живописцы XVII века воплотили в его образе мечту о просвещенном и щедром меценате, который будет вести себя с художником как с равным. Именно тогда обрел популярность сюжет "Александр и Апеллос": знаменитый греческий живописец, выглядящий на полотне как франтоватый современник авторов, пишет портрет Компаспы, любимой наложницы Александра, и влюбляется, а тот, как и положено просвещенному монарху, отдает ее художнику.
Свою страницу в историю многовековых интерпретаций образа Александра вписал и директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Пресс-конференцию он начал с того, что "Путь на Восток" — это "история глобализма", первого опыта построения мировой, унифицированной империи, о которой определенно и не скажешь, победил ли Запад Восток или Восток завоевал Запад — естественно, в культурном, а не в военном смысле слова. После всех Александров, которых Эрмитаж собрал воедино, образ "Александра-глобалиста" вовсе не кажется надуманным.