Известно, что британский и американский книгоиздательский молох не очень жалует наших современных авторов. Новые переводы на немецкий и французский пока еще обычное дело. А вот переводы на английский как были чрезвычайно редкими, так и остались. Но если спрос на Булгакова и Платонова все же существует, то неизбежен и спрос на их последователей. Но вот почему-то обращаются там не к Борису Васильеву, Леониду Юзефовичу или Дмитрию Быкову (навскидку называем авторов, которые писали о 1910-1920-х годах). А пишут романы о России сами. Может, на переводчиках экономят. Причем нынешние авторы перед загадкой русской души уже не робеют, да и такого непременного компонента, как развесистая клюква, в их текстах становится все меньше. Они, к примеру, могут расписать, как Сталин заживо забальзамировал Ленина, но, во всяком случае, подобно коллегам-кинематографистам, не назовут героиню "Мишей".
И вот каков собирательный образ англоязычного автора новейших "русских романов". Он несколько лет провел в Москве, но не так чтобы прирос к России сердцем. Просто был здесь газетным спецкором, либо — его жена была спецкором. Время, проведенное на чужбине, даром не тратил: понял, какие здесь залежи неизведанных тем, а потому общался с нужными людьми (которых потом аккуратно благодарил) и чихал в архивах и библиотеках. Наш ХХ век считает интереснее нашего ХХI. Из современной аборигенской словесности прочел и оценил Виктора Пелевина. Успел сменить лучезарную западную улыбку на более приличествующую российскому интеллигенту кисленькую усмешку.
Вот, например, автор романа "Наркомат Просветления" Кен Калфус последовал в Москву за супругой. Кстати, его супруга не кто иная, как Инга Сэффрон, чье документальное расследование о черной икре тоже недавно было издано в русском переводе. А Джеймс Мик написал "Декрет о народной любви", будучи московским спецкором The Guardian. Для обоих Россия — один из перевалочных пунктов: Мика, например, потом и вовсе забросили в Ирак. В этом смысле нынешние авторы "русских романов" — это уже другой типаж по сравнению с писателями-русистами вроде автора "Белого отеля" и "Русских ночей" Д. М. Томаса.
Кен Калфус в "Наркомате Просветления" начало нового века отсчитывает от 1910 года, а именно от бегства и смерти Льва Толстого. Автору есть что сказать о смене эпох, причем русский материал кажется ему наилучшей иллюстрацией. Ключевые "русские образы" для своего эксцентричного повествования американский писатель находит в хрестоматийной книге своего соотечественника Джеймса Биллингтона "Икона и топор". О русском идолопоклонничестве Калфус пишет с завидной отстраненностью. Поэтому и весь роман оказывается устойчивой конструкцией, способной устоять перед взрывной силой поднятых в нем вопросов. И даже, словно огромная кунсткамера, вмещает в себя немало чудес, будь то забальзамированный младенец или первый советский агитационный порнофильм.
"Наркомат Просветления" начинается с классической "достоевской" формулы: три попутчика разговорились в поезде, еще не зная, что это отнюдь не последняя их встреча. Все "паломники" направляются в Астапово, и каждому что-то надо от достопочтенного старца. Один, корреспондент британской газеты и плутоватый торгаш, едет продавать русским торговый знак Leo Tolstoy. Другой, демонический доктор, мечтает опробовать на авторе нетленных романов новый способ бальзамирования тел. Третий, юный синематографист, мнит себя вершителем судеб: он так монтирует кинохронику, будто граф перед смертью успевает примириться с графиней. Потом этот же герой возьмется и за "инсценировку" революции.
Джеймс Мик для романа "Декрет о народной любви" тоже выбирает не самые тривиальные сюжеты: от истории Чехословацкого корпуса, который должен был воевать на стороне России в первую мировую, а в итоге чуть не затерялся в сибирских снегах, до истории русского скопчества. Мик тоже черпал вдохновение из вполне конкретных книг — в числе которых "Хлыст" Александра Эткинда. Сюжет романа вкратце таков. Бывший царский офицер Балашов примыкает к секте скопцов. Его жена и сын следуют за ним в сибирский город с вымышленным названием Язык. Но, так и не принятые "божьим человеком", квартируют неподалеку. Революционеру-террористу Самарину тоже приходится несладко: отправившись спасать свою возлюбленную, красавицу-бомбистку, он пропадает все в тех же снегах. В богом забытом городке давно пообносились любые политические ярлыки. Вместо того чтобы раздавать оценки, автор выбирает жанр приключенческого романа — и не ошибается. Тунгус-альбинос, шаман и каторжник-людоед — всех этих персонажей хватает для того, чтобы до конца романа держать читателя в напряжении. Чехам приходится проводить настоящее детективное расследование, чтобы выяснить, кто из этих русских людоед. Тут как нельзя кстати оказывается шаманская мудрость: "Сперва слабый старого съест, потом сильный слабого кушать будет, а после умные сильных съедят, однако". А уж западного читателя такой экзотикой буквально накрывает с головой. Проняло даже культового хулигана Ирвина Уэлша, который написал о "Декрете" восторженнейшую рецензию. Правда, написал для все той же The Guardian, родной газеты Джеймса Мика. Но все равно видно было, что Уэлш был под впечатлением от и не снившейся Голливуду сцены оскопления. На счету этого романа и букеровский лонг-лист, и премия Scottish Arts Council в £10 тыс.
Нашим авторам, глядя на такой успех, остается только гадать, в чем же причина этой несправедливости, почему англоязычные издатели предпочитают своих соотечественников российским "автохтонам"? Может быть, дело в возможности взглянуть на происходящее со стороны. Там, где у нас принято надолго склоняться в почтительном поклоне перед тенями писателей-предков, англичане и американцы продолжают равнодушно лупить по клавишам. Там, где у нас принято ерничать, они снова на полном серьезе лупят по клавишам. Там, где мы зашорены, они по-хлестаковски смелы в суждениях — и опять-таки лупят по клавишам. И все у них получается так здраво только потому, что мы-то зашорены. То есть можно не волноваться и не ревновать — они не претендуют на то, чтобы, подобно приглашенным западным архитекторам, выстраивать за нас нашу русскую литературу. Мы все равно будем читать наших авторов — того же Юзефовича, чьи романы по степени неангажированности как раз приближаются к западным стандартам. А Мика будет читать Уэлш. Зато теперь мы можем реально оценить шансы наших авторов быть прочитанными Уэлшем.
Кен Калфус. Наркомат Просветления / Перевод с английского Т. Боровиковой. М.: Эксмо, 2006
Джеймс Мик. Декрет о народной любви / Перевод с английского А. Асвадова. СПб: Амфора, 2006