Герман Стерлигов: "Сам не знаю, насколько я был богат"

Фото: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ, "Ъ"

В начале 90-х его имя узнали все: создав первую в России биржу, Герман Стерлигов в одночасье стал одним из самых известных и богатых людей страны. Потом было много других проектов, участие в выборах президента России и мэра Москвы, разорение и переезд с Рублевки в глухомань. Туда, на хутор в 160 км от столицы, и отправился корреспондент "Денег" Дмитрий Тихомиров.

Места на границе Московской и Смоленской областей действительно глухие. Вместо двух домов на Рублевском шоссе, замка во Франции, квартиры в центре Нью-Йорка и прочей собственности — хутор, на котором Герман Стерлигов живет вместе с женой и пятью детьми. Раньше здесь были деревня Слобода и семейная вотчина Стерлиговых.


Еще по телефону Герман предупредил меня: "До самого хутора точно не доедешь. Сам не доезжаю!"


Стерлигов появился внезапно: из леса, на лошади, в шинели, с ружьем. Следом вышел мужик — оказалось, работник, чьей задачей было сидеть в моей машине: места вокруг лютые, и что придет в голову местным, встретившим одинокий джип на краю леса, неизвестно — первый большой дом Стерлигова, построенный три года назад и обошедшийся в $100 тыс., сожгли. Это была точная копия тюменского острога XVII века, увиденного в одном старом альбоме.


— Очень понравился мне тот дом. Если тогда он простоял бы несколько сот лет, то и этот должен был быть на века,— говорит Стерлигов.— Местные, задействованные на стройке, из зависти подожгли.


— А знаете кто?


— Конечно, почти сразу вычислили. Одна семейная пара — жена ждала на ГАЗ-66 в лесу, пока муж поджигал. Еле выбрались: застряли, когда уезжали. Если бы поймал — разорвал. Но уберег Господь от греха. Теперь я им даже признателен, точнее, не им, а Богу. Я бы такой дом просто не протопил бы зимой, он бы стоял как памятник моему идиотизму. Сейчас живу в избе шесть на восемь, изначально строившейся для рабочих: посредине — печка, в одной половине бабы, в другой — мужики. Дети — на печке зимой. И отапливается идеально. В лютый мороз всего две охапки уходит за сутки.


Оставшиеся 3 км идем рядом с дорогой, больше похожей на болото,— никакой джип не преодолеет. Чтобы добраться до хутора, Герман вызывает по мобильнику трактор с прицепленным толстым стальным листом: машина въезжает на лист и таким образом буксируется до дома.


— А дорогу сделать сложно?


— А зачем? Будут тут всякие ездить, проходным двором станет. Распутица все же сдерживает посетителей. И так после некоторых статей ходоки стали доставать, пару раз в неделю обязательно кто-нибудь наведается. И как находят адрес? А у кого что на уме — неизвестно. А у меня все же пять детей, так что теперь даже их приходится забирать, когда на несколько дней в Москву уезжаю.


— В последнее время вас часто называют отшельником. В Слободе — ни газа, ни электричества...


— Ну какой же я отшельник! Регулярно бываю в Москве — надо же как-то зарабатывать, платить зарплату людям (у Стерлигова три работника — "два мужика и баба", как он их называет.— "Деньги"), каждому надо $600 ежемесячно. Но самая большая статья расходов — обучение детей. Не отдам же я их в обычную школу, где из них непонятно кого сделают. Да и школы поблизости никакой нет, так что приходится вахтовым методом учителей из Москвы выписывать.


— Откуда тогда деньги? Все говорят, что денег у Стерлигова больше нет.


— Правильно говорят. Прежних денег действительно не осталось, но нам вполне хватает: продукты почти все свои, вон, банками с помидорами и огурцами большая часть пола в доме заставлена, из города только хлеб привожу, когда лень самим печь, соль, сахар... Для денег баранов продаю, по 500 рублей за кило.


— Много желающих купить?


— За 15 лет в бизнесе у меня полно состоятельных знакомых. Кто же откажется от экологически чистого мяса? Нужны деньги — режем пару овец или больше, смотря сколько денег надо, кидаю в кузов, звоню знакомым и по дороге в город забрасываю.


Сам Стерлигов мяса не ест (по каким соображениям, не говорит) и не пьет, но другим этого не запрещает. Жена и дети мясо вполне употребляют, а на недавнюю пресс-конференцию в "РИА Новости" выкатил целый бочонок молдавского красного.


"С путчем нам повезло"

Герман Стерлигов, 1992 г.

Сразу после армии Стерлигов устроился на АЗЛК токарем-расточником, месяцев семь проработал. Затем поступил на дневной, на юрфак, окончил первый курс, но ушел. Время нельзя было упускать. История Стерлигова-миллионера началась в самом конце 80-х, когда он придумал свое первое коммерческое предприятие: убедил директоров столичных вокзалов, что их залы ожидания — отличные концертные площадки. Артистов находили на Арбате.


— Так и зарабатывали. Артисты давали выступление минут на пятнадцать, затем девчонки собирали деньги — и вся группа переезжала на следующий вокзал. А на это место — другие. Такой круговорот.


— И много зарабатывали?


— Деньги таскали в чемоданах, за пару месяцев по машине купили. Основная проблема была — обменять железную мелочь на банкноты. Тогда даже аренды никакой не было, даже ментам не платили, на что они очень обижались. Это был 1988 год. Но в этом же году концертную деятельность постановлением Верховного совета СССР запретили — и мы создали один из первых кооперативов, занялись юридическим обслуживанием населения. Не зря же я учился на юрфаке. Артем Тарасов стал одним из первых моих клиентов. Тогда у Тарасова пропали из банка документы, а мы ему их вернули. А потом была биржа "Алиса". Это на нашем примере пришли всякие РТСБ.


— А как родилась идея биржи?


— Случайно: смотрел какой-то американский фильм, там была показана работа Уолл-стрит. И подумал: а почему бы не сделать что-то подобное у нас, ведь людям нужно где-то продавать и покупать товары, сырье. Арендовали зал, экраны повесили, компьютеры понаставили. Дали рекламу — по сути, это была первая коммерческая реклама в стране. На открытие биржи я взял у Смоленского (председатель правления банка "Столичный" А. П. Смоленский.— "Деньги") кредит на 2 млн рублей и через два месяца объявил о продаже мест, по 300 тыс. рублей каждое (тогда новые "Жигули" стоили 8 тыс. рублей, а на доллар можно было жить целый день). И в первый же день получили 6 млн рублей! В течение года продавали места — последняя цена была 3,5 млн рублей за место.


— Были какие-то особенно запоминающиеся операции?


— С путчем нам повезло. Я как раз в Нью-Йорке сидел, в нашем филиале, и цена долгов России вмиг упала почти до нуля. В тот же день в основном на деньги одного египетского бизнесмена мы скупили массу долгов. А через три дня продали. Я же говорил: за три дня все успокоится. Так и случилось. Рентабельность операции была тысячи процентов.


— А что за история с фотографированием с Ельциным?


— Веселые тогда времена были, все было на грани, перманентное состояние опасности. Но и возможности были колоссальные, у президентов (Горбачева и Ельцина) на днях рождения и прочих праздниках бывал. Перед одним таким праздником, новогодней елкой, мне с братом предложили сфотографироваться с Ельциным за 50 тысяч, причем официально, на бланке. Меня такой цинизм просто поразил. Мы ответили: "Весьма признательны за предложение и обязательно будем на елке, но сами предлагаем Борису Николаевичу сняться с нами за $50 тыс., но каждому". Но власть на меня не обижалась — наверное, по принципу "на дураков не обижаются". Хотя нет, один раз было, когда вызвали на Лубянку и на полном серьезе потребовали, чтобы я дал расписку, что пошутил насчет объявления независимости "Алисы" от государства: мы создали свои министерство внутренних дел и комитет безопасности, свои награды (орден Креста Николая Георгиевского — так звали генерального директора "Алисы"), выпустили собственные дензнаки — "алиски", расплачивались ими между собой.


"Чтобы выборы окупились, необязательно их выигрывать"

— Я неоднократно встречал в прессе сумму порядка $200 млн — состояние, которое приписывалось вам лично...


— Все выдумки журналистов — цифры я никогда не называл. Не потому, что скрывал, а просто потому, что не знал. Когда говорят, вот у Абрамовича состояние такое-то, анализируют его собственность, акции, прочие активы. Сколько у него наличных, думаю, он сам не знает. Тогда же, когда я был в бизнесе, никаких оценочных инструментов просто не было. А когда они появились, у меня уже ничего не было. Поэтому сам не знаю, насколько я был богат.


— А как возникла Гробовая контора братьев Стерлиговых?


— Когда случилась иракская кампания, мы обратились к американцам с предложением поставить им 50 тыс. гробов. На двери повесили табличку "Гробовая контора братьев Стерлиговых". Но американцы отказались, и тогда мы предложили гробы Хусейну, на что тот ответил, что готов приобрести гробы в качестве жеста доброй воли по отношению к США. Чтобы солдаты возвращались не в цинковых ящиках, а в красивых деревянных (каждый, кстати, за $1,5 тыс.). Эффект был поразительный. Я как раз тогда собирался участвовать в президентской кампании, надо было, чтобы люди вспомнили, кто такой Стерлигов.


— Но при этом вы ни одного гроба не продали...


— Конечно, нет! Хотя если б нужно было, то сделали б — сложно, что ли, доски сбить? Американцы вообще шуток не понимают. А это был только шуточный пиар.


— Вообще, в деле пиара в те времена в стране вам не было равных.


— Да и сейчас тоже. Но это был не просто эпатаж, мы на этом экономили колоссальные рекламные деньги. Например, создали небезызвестный Клуб миллионеров — всего-то провели пресс-конференцию, за пару дней ее слепили, все стоило где-то $1000. А потом я еще в течение трех месяцев раздавал интервью с утра до вечера! Мне было всего 24 года, и мы не говорили таким языком, как сейчас, типа "формирование общественного мнения". Мы просто каждый день ржали как лошади, смешно было. С гробиками тоже хорошо получилось. Многие до сих пор помнят слоган, придуманный нашим классиком Петром Синявским: "Вы поместитесь в наши гробики без диеты и аэробики". Вся рекламная кампания обошлась в $7,5 тыс.: аренда экрана на Соколе и несколько растяжек в центре.


— Большие деньги меняют человека?


— Еще бы! Я впал в такую манию величия! Типа денег заработал, а остальные все бедные. Кто, вообще, они такие?


— Куда же делись все ваши активы?


— Раздал партнерам. Выпустил приказ, мол, отказываюсь от всех своих акций, долей в пользу тех, кто остается совладельцем этих компаний...


— Кому-то внезапно подфартило?


— Кому-то, но многие партнеры вместе со мной написали такие же заявления. Просто решили, что случится какая-то катастрофа и нужно валить, если сам Герман валит. Это было в 1995 году, биржи уже не было, но оставалась холдинговая компания "Центр опережающего финансирования". Мы тогда начали обеспечивать военнослужащих жильем: закупали квартиры, передавали военным, а за это получали участки земли под строительство в Москве и регионах. Мы эти участки реализовывали, опять закупали квартиры — и так по кругу. Самый расцвет был, десятки компаний по стране и за рубежом, а я сидел и скучал. Чуть не спился. Это вообще штука малоинтересная, этим можно от безделья заниматься. А тут, в Слободе, все всегда по-разному: ту же свинью два раза одинаково никогда не заколешь. У меня есть трактор ДТ-75, стоит 1,6 млн рублей, при этом многие вещи, которые стоят столько же, но только в долларах, гораздо менее полезней, чем этот трактор. У меня была картина Малевича, я продал ее дороже $1,5 млн в галерею Гамбурга, но по сравнению с ДТ-75 она полное дерьмо! Правда, в начале 90-х я сам взял ее буквально за копейки. Кандинского у меня была вообще целая стопка. В свое время ко мне пришли пара известных искусствоведов и предложили: давай мы тебе коллекцию соберем, будешь покупать картины по нашей рекомендации, потом любую продашь — всю коллекцию окупишь. Так и получилось. Я хрен знает сколько картин накупил, потом одну продал — все отбил. Одного Малевича штуки три было, это больших, а всякую мелочь, акварельки разные я даже не считаю. Пока того же Малевича возил на аукционы, на тот же "Сотбис", понял: там точно так же все продается и покупается, вплоть до мнения экспертов. И расценки давно определены. Говорят: 100 тысяч за эту работу, мы вам тут же справку даем.


— В результате не осталось ничего?


— Конечно, сколько-то денег у меня было. И, надо сказать, весьма много, еще дом на Рублевке... Мне их хватило даже на подготовку к президентским выборам, я уж не говорю о мэрских. Правда, я еще много назанимал, десятки миллионов долларов, которые пошли на создание сети по стране, на сбор подписей. Обидно только, что они были истрачены впустую.


— Но вы же понимали, что не выиграете в этой стране?


— Конечно, но для того, чтобы выборы окупились, необязательно их выигрывать. Само участие дает большой эффект: с точки зрения пиара, создания общественного мнения и т. д. Но это не удалось, так как я не получил статуса, который получает кандидат в президенты, эфирного времени.


— Кредиторы потребовали вернуть деньги, когда избирком снял вашу кандидатуру?


— Конечно. Это же венчурная связь. Если бы я участвовал в выборах, мне ничего не надо было бы отдавать. Но в день получения мандата, когда я вышел получать удостоверение кандидата, Вешняков сказал, что решением комиссии мне отказано. А я уже фотографию сдал, расписался в корочке... Причина была в том, что какой-то документ оказался нотариально не заверенным, как мне сказали. Хотя все это было не так. Я дошел до Верховного суда, который подтвердил мою правоту, но было уже поздно. Если бы мне отказали чуть раньше, я бы не потерпел того колоссального ущерба. И чтобы расплатиться, пришлось продать весь бизнес — тогда я был председателем совета директоров "Центра опережающего финансирования", владел контрольным пакетом акций, сидел в офисе на 500 кв. м с видом на Кремль.


— Переезд в глухомань — следствие финансового краха?


— У меня давно была такая фантастическая по тем временам мечта — поселиться в глухом лесу, так все достало. Но я понимал, что это несбыточно, потому что тогда это даже представить было невозможно: как можно при живой жене, при живых детях, при том, что мы ни хрена ничего не умеем, уехать в лес? И если б не та финансовая катастрофа, я бы так и сидел на Красной площади. Так что я очень обязан избиркому. А вообще, если серьезно, я очень хотел бы стать президентом, чтобы изменить правила жизни, провести прежде всего нравственную реформу. За ней подтянется и экономика. Основными пунктами у меня было: запрет абортов, запрет растления детей. Все на уровне запретов. Поскольку у меня самого пятеро детей, я начал задумываться, как им жить дальше. Сначала я пытался поддержать кого-то на выборах, потом вижу — ничего они не делают, думаю: пошли все в баню, попробую-ка сам возглавить страну. Конечно, рассуждения наивные, но другого пути я тогда просто не видел.


— А как получили землю?


— Просто написал Громову письмо с просьбой выделить мне 50 га и пообещал, что уберусь из Москвы. Мне тут же дали в аренду землю. Правда, до сих пор аренда недооформлена. Я тут живу уже три года, с меня кучу денег высосали чиновники среднего уровня, но когда деньги кончились, я на все плюнул и перестал оформлять бумажки. Что я понял: никогда ни один крестьянин не оформит землю в собственность, если у него нет $30 тыс. и связей. Оформить простой "бегунок", собрав около 30 подписей, просто невозможно. Я потратил порядка $15 тыс.— и конца и края не видно. При этом мне не хватает площади: окрестные земли скупили банки, и сено мне больше чем на 200 овец брать негде. Но зато эта жизнь настолько интереснее, многограннее и ярче по сравнению с той же Рублевкой.


"У меня цена овцы зависит от настроения"

— А почему именно овцы, а не кролики или коровы?


— Самая неприхотливая скотина — овцы и еще гуси. Я вообще-то начинал с кроликов, но всех извел, потому что не было сил никаких. Хоть кролики и плодятся "как кролики", но часто дохнут. Во-вторых, они маленькие, в-третьих, требуют бесконечного ухода. Оказался очень привередливый зверь. Особенно для меня, как непрофессионального животновода, человека, учившегося в английской спецшколе и занимавшегося всякими глупостями типа бизнеса. Я ж ничего не умею. Мне подходит только та скотина, за которой почти не надо ухаживать: овцы, гуси, индюшки. Коэффициент размножения — один к десяти за полсезона! У гусей чуть похуже. Индюшка — идеальная скотина для ленивого скотовода: сами высиживают яйца, помещения никакого не надо. Летом мы их даже не кормим — кто выжил, тот и молодец. Только зимой надо слегка подкармливать зерном.


— Сколько у вас овец?


— Около 80 — осенью перерезали много, чтобы зимой меньше кормить. Летом было 240. Весной же, когда будет следующий окот, родится 160 овец. Коров держим только для себя: зимой три литра, летом девять дают. Немного, но нам хватает. Сейчас главная проблема — найти быка, чтоб оплодотворить телок. В наших краях остался последний бык в Поречье, осеменение стоит 7 тыс. рублей. Привезут быка на недельку, и он все сделает.


— Но их надо кормить. Зерно сами растите?


— В прошлом году сами, посадили пару гектаров, а в этом закупили. Представляешь, на Руси не смогли найти ни одного человека, кто бы показал, как работать серпом, связывать снопы, молотить и т. д. Мешок овса стоит 120 рублей, это 30 кило. Овце же нужно 300 граммов в день плюс сена вволю, его они жуют постоянно. А сена у нас полно, забиваем все чердаки, нам отчитываться не перед кем.


— А какова рентабельность овцы?


— Высочайшая! Особенно у меня, потому что я их продаю очень дорого. У меня цена овцы зависит от настроения: я зарежу овцу, поеду в Москву, позвоню знакомому бизнесмену, и тот купит ее у меня по 500 рублей за кило. Потому что это моя овца: я ее вырастил, выкормил, я на нее пот свой пролил. Разве это дорого? Вот какое-то говно лежит в магазине по 1200 рублей за кило, из Новой Зеландии, и это нормально? Индюшку и гусей не продаем — только для подарков и для себя держим.


"На каждого непьющего заполняем анкету"

— А почему местных на работу не берете?


— Местные пропили все, кроме телевизора, это для них святое. Исключений единицы: в соседней деревне пара человек, в Астафьеве, в восьми километрах, есть хороший работник. Это на сто жителей. И эти "исключения" невозможно нанять: на них очередь стоит из работодателей типа леспромхоза или частных фермеров. Предлагают им хорошие зарплаты, механизатору больше $1000, потому что нет механизаторов — все бухают. Вот пару недель назад в соседней деревне водкой отравился один 20-летний, один из немногих малопьющих, так некому было гроб нести — из другой деревни мужиков позвали.


— Поэтому и возникла идея Реестра непьющих мужиков?


— Конечно. Толчок дала Тверь, потому что и там не было возможности найти непьющих. На 350 га мне нужно человек 40 работников, а где их взять? Так что сначала стали составлять просто так, для себя, а потом подумали: а ведь это нужно всем. И взялись за дело уже всерьез. Пока переписываем людей только в нескольких районах области, отрабатываем технологии. Выглядит работа так: приезжают переписчики в деревню, видят бабку, спрашивают: "Слышь, мать, есть тут не сильно бухающие?" Отвечают обычно либо "нет", либо "вон в том доме живет, гордость нашего села". Если старушка говорит, что непьющих нет, переписчики обязаны еще двух человек опросить. Если вдруг оказывается, что имеется непьющий, идут к нему, заносят в реестр. Мимо нашего "бабконтроля", в котором работают женщины, много лет прожившие с алкоголиками и чующие их за версту, ни один алкоголик не просочится.


— А кто финансирует этот проект?


— Группа потенциальных работодателей. Их сейчас шесть — от концерна КамАЗ до строителей электростанций, которые сами загорелись идеей: проблемы с рабочими руками у всех, просто в разной степени. Пока я езжу курировать проект в Москву, но уже строится специальный микроавтобус со связью, компьютерами, видеоконференцией, чтобы руководить всем делом из Слободы,— обойдется в несколько десятков тысяч долларов. С остальными работодателями ориентировочно начнем сотрудничать с февраля, пока создаем базу данных. На каждого непьющего мы заполняем стандартную анкету: семейное положение, профессия, стаж — все как обычно. А примерно через год мы списки непьющих подадим губернаторам с предложением рассмотреть выделение денег не на абстрактные разворовывающиеся сельскохозяйственные проекты, а непосредственно людям, которые еще не спились,— например, чтобы они занялись фермерством. Не через нас, конечно, а напрямую. Пока нас активно поддержал Зеленин, губернатор Тверской области, говорит — отличная идея.


— Думаете, проект будет прибыльным?


— Прибыль не главное. Для проекта достаточно быть самоокупаемым, но таким он станет с началом масштабной рекламы, на которую пока нет денег: необходимо $3-5 млн. Отобьются же они быстро — на подписке потенциальных работодателей. Если в компании работает до сотни человек, подписка будет стоить порядка 7 тыс. рублей в год, если больше — 80 тыс. рублей. По сравнению с любым агентством по подбору персонала — гроши: всего за 1000 рублей один работник. К тому же непьющий, а этот параметр агентства не исследуют.


— Ваш последний проект — antiprobka.ru — многие считают утопией. Надеетесь на успех?


— Не просто надеюсь — уверен. По Москве сейчас невозможно проехать. А все почему? Люди живут в одной части города, а работают в другой. При этом полно рабочих мест, до которых можно дойти пешком. Просто они не знают об этих местах, но ими можно обменяться с человеком, работающим на этой позиции поблизости от вас. И наш сайт позволит это сделать. Потрачено около $350 тыс., которые вернутся, когда нуждающиеся будут подписываться на наши услуги.


— Ностальгии по прошлой жизни нет?


— Даже у дочери Пелагеи нет, хотя она жила и в Нью-Йорке, и на Рублевке, и где только не жила... Пелагея, как у тебя с ностальгией по прошлой жизни? — кричит через стенку Стерлигов.


— Не тянет меня туда нисколько. Ко мне иногда приезжают знакомые девочки, когда лето, летом гостей очень много.


— А детей из леса отпустите?


— Дети будут жить так, как захотят. Мое дело — вырастить, захотят — уедут в город. Но пока у них нет такого желания. Когда я их привожу в Москву, у детей каждый вечер вопрос: когда обратно?

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...