Катя Шабакина — это та самая девочка, которая в интервью для Ъ в мае 2003 года самоотверженно заявила, что хочет вылечить сколиоз четвертой степени только для красоты и чтобы одежду было легче покупать. Сейчас 17-летняя Катя гораздо более рассудительна. Сделанная на средства читателей Ъ операция привела ее к мысли стать врачом. И она уже начала готовиться к поступлению в Новосибирский медуниверситет.
Мы рассказывали историю Кати Шабакиной из Новосибирска в мае 2003 года. У этой красивой и одновременно ужасно капризной девочки был сколиоз четвертой степени. Самая тяжелая форма. В Катином случае речь шла не только об искривленной спине и необходимости носить мешковатую одежду (девочку-подростка это просто сводило с ума!). На то, чтобы успеть сделать операцию тогда, в мае 2003 года, оставались считанные месяцы. Дело в том, что из-за искривления у нее стремительно происходила деформация внутренних органов — легких, сердца. Не сделали бы операцию до конца лета 2003 года — и ее можно было бы не делать уже вообще. Сердце бы не выдержало.
А Катя капризничала. Говорила, что единственное, зачем ей эта операция,— это чтобы майки обтягивающие можно было носить. Упиралась и не хотела делать операцию летом. Потому что лето — это каникулы, дача, друзья и речка, а не палата Новосибирского НИИТО и долгие реабилитационные процедуры. И никто не знает, что на самом деле думала и чувствовала тогда сама Катя.
Мы с ней встретились через три с половиной года, и она до сих пор не хочет об этом говорить. "Знала, что нужна операция, ну и согласилась. Мне же было некуда деваться",— просто, так спокойно объясняет она.
Катя, наверное, сильно изменилась за прошедшее с операции время. Я напоминаю ей про опубликованную в 2003 году заметку, а она смеется и отвечает: "Я стеснялась, у меня же не каждый день интервью берут, а всего второй раз. Тогда — незадолго до операции, да вот вы сейчас. Ну и наговорила всяких глупостей".
Операция тогда прошла успешно. "Я так долго встать не могла. На пятые сутки только. Больно, спину тянет. Первые месяцы вообще ужасные были: сидеть нельзя, толком лечь тоже. Забыла, что такое по улице пройтись. Настроение ужасное! Зато когда первый раз сесть разрешили — это была такая радость. А однажды проснулась утром, в зеркало на себя посмотрела... И поняла, я — другой человек. Счастливый".
Добавим. Катя так понравилась нашим читателям, что средств тогда для нее было собрано столько, что хватило еще на девять (!) аналогичных (и успешных) операций. И Катя это знает. После школы, точнее, двух лет домашнего обучения, пошла в медучилище. А этим летом поступает в медуниверситет. Сначала хотела на педиатрический, но проучившись год, готовится этим летом поступать на более престижный лечфак. Сейчас изо всех сил химию подтягивает. Не очень хорошо у нас, по честному Катиному признанию, с химией.
Я хотел спросить: это та история с собранными для нее деньгами на выбор профессии так повлияла? И почему-то не решился. Катя производит впечатление девушки, у которой свои тайны. И первому встречному она их не раскроет. К тому же ответ, если честно, и так знаю — в Новосибирском НИИТО рассказали.
Я спросил другое. Как-то сложился же стереотип, что врач — это наследственная профессия. А родители у Кати — инженеры. Вот об этом и спросил — трупы-то, говорю, в анатомичке по ночам сниться не будут?
"Ну... я, конечно, очень брезгливый человек",— неуверенно начинает Катя. Но потом загорается: "Ведь это же интересно: изучать человеческий организм, разбираться во всех тонкостях, практиковаться постоянно". И, подумав, добавляет: "И людям помогать тоже здорово. Я уже была на практике — работала фельдшером на скорой помощи. Я знаю, что это такое".