События прошедшей недели подтвердили репутацию нынешнего правительства как переходного между двумя экономическими эпохами — эпохой тотального слома плановой системой хозяйствования и эпохой целенаправленного формирования конкурентной национальной экономики. Очевидно, правительству Виктора Черномырдина придется войти в историю и как первому постсоветскому правительству России, столкнувшемуся с ранее не известными политической элите явлениями: кризисом перепроизводства, массовой безработицей и банкротствами предприятий. От того, насколько разрушительными окажутся эти явления, зависит и жизнеспособность этого правительства.
Что дает основания сейчас вспомнить характеристику кабинета Виктора Черномырдина, данную более года назад? Прежде всего его умение успешно решать тактические задачи, не имея четкого представления о задачах стратегических. Кабинету отводили последовательно "три", "пять", "десять" месяцев работы. Наконец, "максимум год". Тем не менее в прошлый четверг минуло шестнадцать месяцев с того момента, когда заместитель председателя правительства Виктор Черномырдин был избран на VII съезде главой кабинета. За это время он без потерь прошел между Сциллой и Харибдой противостояния различных ветвей власти; успешно парировал все обвинения радикалов в тайной приверженности к коммунизму и любви к плановому хозяйству; добился, пережив опасное сосуществование с тогдашним вице-премьером и особо доверенным лицом президента Олегом Лобовым и гораздо более болезненное — с Егором Гайдаром, формирования однородного, беспрекословно повинующегося его авторитету правительства: наконец, согласно Конституции стал вторым человеком в государстве, в случае внезапного ухода президента наследующим его пост. Первые же контакты премьера с парламентскими фракциями показали, что он может рассчитывать на устойчивое большинство как в Совете федерации, сформированном преимущественно из представителей региональных элит, так и в более безответственной Государственной думе.
Анализ деятельности Виктора Черномырдина с декабря 1992 года приводит к несколько неожиданному выводу: актив премьер-министра состоит не столько в его успешных действиях как главы государственного управления экономикой, сколько в удачной политической игре. Наиболее ярко это иллюстрирует прошедшая в прошлый четверг встреча премьера с членами Совета федерации, посвященная вопросу неплатежей. Излагая программу действий правительства, направленную на решение этой до сих пор самой острой финансовой проблемы, глава правительства сделал акцент на двух моментах. Во-первых, на ужесточении контроля за финансовым положением российских предприятий ("уход от налогов будет трактоваться как государственное преступление") и, во-вторых, на ошибочности следования России американской экономической модели. О конкретных мерах, призванных решить проблему неплатежей, премьер сказал почти скороговоркой: централизованное кредитование конечного потребителя, переоформление задолженности финансовыми и товарными векселями, банкротства безнадежных должников. Единственное, что он счел нужным здесь выделить — обещание правительства еще до конца марта погасить свою задолженность (из 7,5 трлн рублей будет выплачено 4,6 трлн). Обращает на себя внимание, что подобный ход, невнятный с экономической точки зрения, с политической является очень выигрышным. Демонстрация государственнического подхода, составной частью которого стало создание образа государства как надежного плательщика по своим обязательствам ("считаю в корне не верной постановку вопроса о банкротстве государства"), является именно тем стилем поведения, которого ждут от премьера (равно как и от президента) представители российской провинции: заявление Черномырдина об "американской модели" было встречено одобрительным гулом собравшихся.
Справедливости ради следует отметить, что в значительной степени популярность премьер-министра объясняется не столько его личными качествами, сколько граничащим с иррациональным страхом удерживающей власть провинциальной хозяйственной элиты перед перспективой возвращения "чикагских мальчиков". "На безрыбье и рак — рыба, — громко заявил после заседания в четверг один из членов Совета федерации, глава администрации крупного региона. — Но лучше уж рак, чем акула."
Политические успехи главы правительства развиваются, однако, на фоне стремительного спада, масштабы которого уже превзошли кризис 1929-1930-х годов: за январь-февраль промышленное производство упало на 24% к соответствующему периоду прошлого года, при этом в декабре оно уже сократилось на 20%. На практике спад означал закрытие в этот период около ста заводов. "Представьте себе, сто директоров бродят по стране, — говорит Григорий Явлинский. — Завтра их будет уже двести." В этих условиях, по его мнению, важна даже не абсолютная цифра, а "демонстрационный эффект": тысячи других ждут, что послезавтра они присоединятся к этим двумстам.
Само правительство все более напоминает загнанного в угол медведя. С одной стороны, как отмечает Явлинский, сокращение на один процент показателя инфляции оборачивается двухпроцентным спадом. С другой стороны, расчеты экспертов Ъ свидетельствуют, что увеличение объема денежной массы, предлагаемое председателем финансово-бюджетного комитета Совета федерации Николаем Гончаром, выдвигающимся на роль идеолога регионального истэблишмента, не даст ожидаемого эффекта. Обратная зависимость объема производства и денежной массы, отмечаемая последними исследованиями, свидетельствует