Застывшие курьезы

Страшно себе представить, сколько людей имеют отношение к строительству большого городского дома. Экскаваторщики, геодезисты, каменщики, архитекторы, инженеры, инвесторы, штукатуры, электрики, разнорабочие, крановщики. И почти все они профессионалы — опытные, серьезные и ответственные. Казалось бы, продумано, просчитано, отлажено и совершенно точно известно, какой получится дом. Но не все зависит от них. Есть и кое-что еще, поважнее. Судьба-злодейка.

Торт без крема

Вмешаться в судьбу дома может что угодно. Какое-то событие на другом конце Европы — и в результате дом выходит совершенно не такой, какой задумывался. Вот, к примеру, убивают в Сараево эрцгерцога Фердинанда — и вся Европа вместе с Азией надолго забывают о строительстве домов.

Но совсем не обязательно, чтобы причина была столь ужасна. Все может быть гораздо проще. Например, в начале ХХ века Общество распространения практических знаний между образованными женщинами решило выстроить доходный дом. Обратились к архитектору К. Кайзеру, тот разработал проект в "дамском" стиле — с большим количеством пышной лепнины, завитушек, листиков и блямбочек. Не дом, а пышный торт.

Но в 1910 году, когда дом был практически построен, выяснилось, что заказчик на грани банкротства — что-то там не складывалось между образованными женщинами,— поэтому от отделки пришлось отказаться. Вместо богатого декора получилась голая кирпичная стена. Сначала думали, что это временно, а потом пообвыклись. Тем более что происшествие в Сараево не лучшим образом сказалось на российской экономике.

И по сей день на Никитском бульваре стоит дом под несчастливым номером 13 — строгий, краснокирпичный, без единого намека на штукатурный марафет. А мог бы быть как громадное пирожное, и весь бульвар тогда выглядел бы иначе.

Почти близнецы

Впрочем, материальные проблемы не единственное осложнение, способное внести неожиданные коррективы в строительство. Не меньший враг архитектурному проекту — политика.

Вот история, случившаяся с архитектором Иосифом Ловейко. В 1951 году был разработан десятилетний план реконструкции Москвы. Одним из важнейших объектов стал нынешний проспект Мира. Руководитель магистральной мастерской №1 (именно она занималась так называемым "северным лучом") писал: "Большое строительство должно быть осуществлено, в частности, на Ярославском шоссе, являющемся одной из важнейших радиальных магистралей, которая связывает центр столицы с быстро развивающимися ее северными районами и далее идет через города Бабушкин, Загорск, Александров к старейшему русскому городу и крупному промышленному центру Ярославлю".

Словом, надо было соответствовать. И когда молодому архитектору Иосифу Ловейко предложили спроектировать громадный жилой комплекс на "северном луче", он, конечно, расстарался. В духе того времени дома вышли масштабные — с арками и арочками, с портиками, балюстрадами, крупной лепниной и прочими архитектурными украшениями.

Опять же в силу важности момента с воплощением ловейковской идеи тянуть не стали. Дома построили в кратчайшие сроки. Один из них даже успели щедро украсить. А вот другой не успели.

Новый глава государства Никита Сергеевич Хрущев вдруг ополчился на те самые "излишества", которые его предшественник считал неотъемлемой частью советской архитектуры. Ополчился он, ясное дело, и на архитекторов, которые работали в этом стиле. Декоративные работы были сразу прекращены. А перепуганный Ловейко взялся за строительство унылых типовых домов, которые москвичи обозвали "жилтарой".

И до сих пор на проспекте Мира — между станциями "Алексеевская" и "ВДНХ" — высятся друг напротив друга два почти симметричных жилых комплекса (№99-103 и №118-122). Один из них богато декорирован, второй же абсолютно гол. Чем-то они напоминают головы генсеков, при которых строили эти дома.

Эксперимент конструктивиста

Увы, судьба-злодейка может повлиять не только на внешний вид жилого здания. Она может изменить и внутреннюю планировку, и жизненный уклад его обитателей.

Ярчайший пример — дом Наркомфина (Новинский бульвар, 25а), построенный в 1930 году конструктивистом Гинзбургом. Правда, сам архитектор любил величать себя Гайнсбургом. Называли это здание "опытным домом переходного типа". Он был призван не то чтобы столкнуть обитателей в новую, коммунистическую жизнь, но как бы завлечь их туда.

Этот комплекс-коммуна должен был включать в себя четыре корпуса: жилой, общественно-коммунальный, детский сад и технический — с гаражом, сушилкой, прачечной. Была там общая столовая и прочие учреждения, призванные освободить жильцов от тягот быта. Малометражные квартиры (точнее, жилячейки) сориентировали так, что солнце всходило со стороны спальни, а заходило со стороны жилой части. Стены и потолок покрасили в особые рациональные цвета. Обоев не было.

А на крыше сделали двухъярусный солярий, где предлагалось гулять обитателям дома.

Но затея провалилась. Первый удар по мечте архитектора жильцы нанесли сразу же, как только въехали. Они брали, как это и было задумано, готовые обеды из общественной кухни, но не съедали их в коммунальной столовой, а относили к себе в жилячейки. А скоро и вовсе перестали пользоваться домовым общепитом. Понаставили в неприспособленных к тому квартирах плиты — разместили их кто в душе, кто в прихожей. Общественная кухня стала нерентабельной, и ее пришлось закрыть.

Технический корпус и детский сад так и не были построены, пришлось приспособить под детские нужды несколько комнат в общественно-коммунальном блоке. Террасы-лоджии, предназначенные для общения людей нового типа, постепенно превращались в кладовые. На крышу-солярий народ почему-то тоже не пошел. Там в основном проводил свой досуг архитектор с друзьями. А потом крышу и вовсе забросили. Вместо цветников на ней выросли беспородные кусты и даже целые деревья. Со временем жильцы одной квартиры врезали у лестницы замок, и по солярию чуть ли не круглосуточно бегала их злобная собака. В гордом одиночестве.

Дом обветшал, стены его осыпались, окна утратили прозрачность и способность открываться. В подъезде повесили железную дверь и всем жильцам раздали ключи. Провели звонок, однако его не везде было слышно.

Словом, мечте Гинзбурга сбыться не удалось. Привычки людей оказались сильнее смелых архитектурно-социальных прожектов. И в результате в самом центре Москвы высится дом-монстр с множеством пустых пространств, захламленных полукруглых залов, с длинными коридорами и плитами в санузлах.

Кстати, в последнем есть одно удобство: когда отключают горячую воду, не нужно носить из кухни тазики с кипятком.

Усеченная высотка

Впрочем, диковинные строения попадаются не только в Москве. В Воронеже на главной площади — площади Ленина — находится главное здание города — бывший обком. Это один из забавнейших архитектурных курьезов России.

В 1944 году появилась программа восстановления советских городов, наиболее пострадавших в войну. Воронеж вошел в их число. Куратором был назначен московский архитектор Лев Руднев.

Руднев решил помимо всего прочего выстроить полноценную, в 16 этажей сталинскую высотку — с кабинетами для городского руководства и квартирами тоже для избранных. Однако проектирование шло очень медленно, и, когда чертежи были практически готовы, власть сменилась. Началась уже упоминавшаяся борьба с архитектурными "излишествами".

О строительстве высотки теперь не имело смысла даже мечтать. Явилась директива: в три раза уменьшить этажность. Руднев обиделся и отказался от авторства. Проект передали воронежскому архитектору Александру Миронову, который просто оставил в нем несколько нижних этажей.

Поэтому здание и смотрится нелепо: предполагалась же совсем другая высота, а также башенки, шатры и прочие украшения.

Вот какая бывает злая судьба — не только у людей, но и у зданий.

АЛЕКСЕЙ МИТРОФАНОВ

Подписи

Эти дома стали бы близнецами, если бы не хрущевская борьба с "излишествами"